дня жизнь у мальчишки круто переменилась. Он стал ощущать себя не просто чьим-то сыном и учеником 10-ого класса, а членом самой сильной и на его взгляд, самой нужной организации. Поначалу с ним постоянно беседовали — то «бог», то Гена, разъясняя, что это за организация, для чего создана, что в ней можно, а что нельзя. Давали читать разные книжечки, брошюрки, слушать кассеты. Он усиленно занимался в спортзале, где основной упор делался на боевое искусство. С тех пор Володя перестал принадлежать самому себе, постоянно он был с кем-то. После школы его встречал Гена, поздно вечером Гену заменяли книги, постоянно приносимые им, а после Гена строго спрашивал о их содержании и о его мыслях по этому поводу. В конце концов Володя с головой погрузился в дела «санитаров», благо родители, занятые своими проблемами, были только рады, что ребенок не шатается с алкоголиками по подъездам, а ходит, как он им объяснил, в спортивную секцию. Этого было достаточно, и они полностью отгородились от него своей личной жизнью.

Прошло два месяца. Однажды после занятий в спортзале из кабинета вышел «бог».

— Становись! Смирно! — раздались команды дежурного. Учитель как обычно прошелся вдоль строя и остановился напротив Володи.

— Завтра для некоторых из вас знаменательный день, — сказал он, глядя куда-то поверх голов. — Хватит молотить груши и таскать железо. Пора попробовать себя в настоящем деле. Итак, в 17.00 я жду здесь следующих «санитаров» — и он стал называть прозвища.

— Вальтер! — донеслось до Володиного слуха.

— Я! — машинально ответил он, и сердце радостно затрепетало. Мальчишка уже давно ждал, когда назовут его имя. Ведь это своего рода экзамен, после которого ты становишься полноправным челном организации. Тебе разрешат носить такую же одежду, брить голову и что самое главное, ты становишься не просто «санитаром» — ты становишься братом для всех этих ребят, как и они становятся братьями для тебя. Ты уже не будешь один, у тебя будет большая семья, делающая вместе с тобой одно большое, нужное дело.

На следующий день, сразу после школы, Володя поехал в спортклуб и целый час сидел на скамейке перед дверью в ожидании других. К половине пятого подъехали еще четверо названных, а с ними и дежурный, который открыл клуб.

В пять часов все десять человек были в зале. Они, разбившись по двое-трое, разговаривали обо всем и ни о чем, придерживаясь главного правила «санитаров» — в разговорах даже друг с другом ни одним словом не обмолвиться о том, кто ты, что делаешь и в какой организации состоишь. Ничего, кроме внешнего вида, не должно выдавать тебя.

— Смирно! — раздалась команда, и в зал вошел «бог» в сопровождение Гены.

После приветствия и речевки, учитель объявил:

— Сейчас Гена поведет вас туда, куда я укажу. Выполните задачу — пополните наши ряды. Нет — мы не признаем слабаков и трусов. Если кто попадет в ментовку — вас учили, как там себя вести, что говорить. Все ясно?

— Так точно — прокричал строй.

— Тогда ваша цель — общежитие университета. Укажите этим скотам их место! Вперед!

Он вытянул руку в направлении двери, и парни гуськом побежали за Геной к выходу.

Всю дорогу до университета, никто не произнес ни слова. У Володи бешено колотилось сердце, но не от страха — нет, от возбуждения. Руки сами сжимались в кулаки, глаза застилала пелена гнева. Ему не важно было, как бить и кого бить. Главное — это ударить, показать, что ты сильнее всяких этих черных, желтых, красных. Показать, что хозяин ты, а не они.

Выйдя на остановке, «санитары» увидели группу негритянских парней и девушек, идущих с занятий.

— Вперед! — скомандовал Гена, вытянув руку в направлении студентов.

Это слово было как команда «Фас» для хорошей собаки. Оно не успело еще слететь с Гениных губ, как ребята уже впились в группу чернокожих студентов, нанося им безжалостные удары.

Володя одним из первых добежал до них и первым же ударом опрокинул на землю ближайшего африканца. Дальше все завертелось, как в калейдоскопе. Перед ним мелькали испуганные лица парней, девушек, раздавались визки, крики о помощи, стоны боли, а он все бил, бил, бил, пока до него не донеслась команда «Отбой, уходим». «Санитары» враз отбежали от своих жертв и запрыгнули в подошедший автобус. На земле осталось лежать пятнадцать избитых окровавленных студентов.

До самого штаба, как теперь называл его Володя, ребята, перебивая друг друга, рассказывали о своих действиях во время нападения, но у входной двери все замолчали. В спортзале Гена направился в кабинет, а парни, выстроившись в шеренгу, молча ожидали дальнейших распоряжений. Вскоре из комнаты в сопровождении Гены вышел «бог».

— Смирно! — раздалась команда, и все застыли. — Правый кулак вперед! — приказал «учитель» и медленно пошел вдоль строя, внимательно разглядывая сбитые костяшки пальцев. Вот он остановился перед одним из парней и сказал:

— Ты! Два шага вперед!

Это был Лео. Он пришел сюда на той же неделе, что и Володя, и для нег это было такое же первое испытание.

— У тебя кулаки, как у младенца. Ты не дрался? — спросил его учитель.

Лео стоял лицом к строю и смотрел поверх голов.

— Я спрашиваю, их там было так мало, что тебе жертвы не досталось?

— Никак нет.

— Так в чем дело?

— Понимаете, — голова Лео склонилась на грудь. — Когда я подбежал к ним, передо мной оказалась девчонка. Она стояла, смотрела на меня такими большими, полными ужаса, глазами, — он немного помолчал и добавил: — Не поднялась у меня рука ее ударить.

— Значит, ты у нас гринписовец, да? Обезьянку пожалел? Жалостливый?! У нас не место таким! Вон отсюда!!!

Лео сделал шаг к двери, но удар ногой пониже спины поверг его на пол.

— Вставай, слизняк, и беги, но знай, что так просто от нас не уходят!

В тот момент Володя не испытывал к нему жалости. Нет, лишь только злость и раздражение наполняли его при взгляде на человека, отказавшегося бить девушку. Даже через месяц, когда в местных новостях передали, что на пустыре нашли тело повешенного мальчика, Володя процедил сквозь зубы: «Туда ему и дорога!»

Это был тот самый Лео.

После «экзамена» началась настоящая жизнь в организации. Почти каждую неделю они участвовали в погромах, нападениях, засадах и везде Володя был в первых ряда. Он не испытывал ни жалости, ни сочувствия к жертвам, а лишь только ненависть. Всепоглощающая ненависть заполняла его без остатка. А еще Володя научился слепо и безоговорочно подчиняться. Он как губка впитывал каждое слово учителя, и если