Когда мать ушла, Галя сбросила наконец с себя грязное платье и погрузилась в горячую воду. Несколько минут она лежала неподвижно, наслаждаясь ощущением теплоты, но вдруг ее взгляд остановился на ногах. Глаза ее расширились от ужаса. Внутренняя сторона бедер была покрыта засохшей кровью. Увиденное полностью разогнало дурман в голове, и его место заняла нестерпимая боль. Страшно болело внизу живота, ломила руки и ноги, болела грудь, раскалывалась голова. Казалось, каждая клеточка тела кричала от боли. Галя стала рассматривать свое тело — все оно было покрыто синяками и ссадинами. Ощущение такое, словно ее поместили в центрифугу и целую ночь там вращали. Страшная догадка пронзила ее мозг. От страха девушка выскочила из ванны и ее тут же вырвало.

— ну как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила мать, когда Галя, закутавшись в халат, вышла из ванной.

— Плохо, мамочка, я вчера действительно выпила, поэтому чаю не буду. Пойду прилягу. Ты уж извини, — первый раз в жизни солгала дочка и пошла в комнату.

Целый день она лежала на кровати, глядя в потолок и молчала. Мать и так и эдак пыталась ее разговорить, вывести из этого оцепенения, но девочка не реагировала. Словно сломанная кукла, она лежала под одеялом и лишь слезы, изредка накопившиеся из глаз, говорили о том, что в ней еще теплится жизнь. К вечеру у Гали поднялась температура, и начался жар.

Две недели девочка провела в бреду, а мать у ее изголовья. На шестнадцатый день Галя открыла глаза. Валентина Павловна дремала в своем инвалидном кресле, склонив голову на грудь. «Боже, как постарела мать! Как вымоталась!» — подумала она, глядя на ставшие за эти дни седые волосы матери, на худое изможденное лицо и осунувшиеся плечи. «Она не должна ничего знать. Это ее убьет. Я сильная, переживу как-нибудь, а вот мать — вряд ли». Почувствовав на себе взгляд дочери, Валентина подняла голову и улыбнулась.

— Здравствуй, мамочка. У нас покушать что-нибудь есть?

— Очнулась! Вот радость-то какая! Сейчас, доченька, сейчас принесу, — затараторила счастливая мать и укатила на кухню греметь посудой.

Галя отбросила одеяло и осторожно ступила на пол. Боль, пронзавшая ее насквозь и разрывавшая на куски тело, исчезла. Осталась только слабость и глубока, как колодец, душевная пустота, словно из тела вынули душу, а вместо нее ничего не вложили. «С этим мы как-нибудь справимся!» — решила девушка и двинулась на кухню.

Через три дня Галя окрепла настолько, что уже сама могла выходить из дому. Теперь каждый вечер они с матерью выходили гулять в сквер. Прохаживаясь по аллеям и болтая без умолку, Валентина Петровна с тревогой в сердце прислушивалась к голосу дочери. Он был неживой, какой-то механический, холодный. После болезни она утратила способность смеяться, радоваться. Обсуждает комедию, а в глазах пустота, рассказывает анекдот, а в голосе звучит металл. Нет прежнего задора и жажды жизни. В ней умер человек.

Как-то ближе к вечеру Галя вдруг куда-то засобиралась. Она, словно одержимая, заметалась по квартире, заскочила на кухню и торопливо натянула туфли.

— Ты куда, доченька? — выглянула из комнаты мать.

— Пойду прогуляюсь, — решительно ответила девушка и сжала кулачки так, что побелели костяшки пальцев.

— Галочка! Жизнь моя! — заплакала мать, предчувствуя недоброе. — Я не могу тебя удержать здесь и не могу запретить, но помни, что ты та нить, которая столько лет держала меня на этом свете. Если с тобой что-то случится, я не проживу и минуты. Мое сердце и так болит, не доставляй ему еще больших страданий. Пожалей меня.

— Я скоро вернусь, — холодно произнесла дочь и вышла.

Через полчаса она стояла у входа на дискотеку. В дверях топтались знакомые охранники.

— Здравствуйте, — поздоровалась Галя. — Вы меня узнаете?

— А разве мы должны тебя узнать? — пожал плечами один из них.

— Ну как же? — изумилась девушка. — Я была здесь почти месяц назад с двумя девчонками. Помните? Вы еще спросили, откуда я такая.

— Слушай, детка, я не помню, что я ел на завтрак, а ты хочешь, чтобы тебя целый месяц помнили. Да таких как ты тут каждый вечер, знаешь, сколько ошивается? Каждую помнить — мозгов не хватит.

— Твоих мозгов не хватить даже на то, чтобы запомнить, как выглядит собственный член, — огрызнулась Галя и шагнула к двери.

— А ну стоять, кошелка! — взревел охранник и схватил ее за руку. — Да я тебя сейчас, за такие слова по стенке размажу!

— Я думаю, что на размазанную по фасаду девушку, кроме ментов, никто не польститься. Поэтому, подари ее мне, — раздался за их спиной до боли знакомый голос. Это был Стас.

Сколько раз за эти дни Галя прокручивала в голове эту встречу, сколько вынашивала планов, готовила слова. А сейчас, когда он взял ее за руку и повел вдоль улицы в сторону от дискотеки, девушка молча плелась за ним с покорностью овцы.

— Я смотрю, уже встала на ноги? Это хорошо, — покровительственным тоном произнес Стас, когда они отошли подальше от клуба. — Значит, ты сильная девушка! Это нам подходит.

— Куда мы идем? — спросила Галя, чувствуя в душе лишь огромную усталость.

— Хочу показать тебе одно кино, — рассмеялся парень, — думаю, оно понравится.

Минут через десять они вошли в квартиру. Это была «двушка», переоборудованная в подобие киностудии. В центре большой комнаты стояла кровать, а рядом с ней два самодельных прожектора и видеокамера. В меньшей находилась разная аппаратура. Стас сел в кресло и включил видеомагнитофон. Первые кадры показали обнаженную девушку, лежащую на кровати. «Это же я!» — пронеслось в голове у Гали, и она впилась пальцами в спинку кресла, чтобы не упасть. Затем на экране показались двое голых парней, и… Дальше началось такое, от чего девушка готова была умереть. Она в ужасе закрыла глаза и застонала.

— Ну, как фильм? — голос Стаса был мягким и ироничным. — Кстати, он имеет большой успех. И название я ему придумал: «В постели у Золушки». Правда, классное?

— Ах ты, мразь! — воскликнула Галя и выхватила из сумочки нож.

Парень, словно ждал чего-то подобного, спрыгнул с места и схватил ее за руку.

— Все вы сначала с оружием приходите, — проговорил Стас, когда пальцы девушки выпустили рукоять ножа. — У меня их столько накопилось, что хоть выставку холодного оружия открывай. А потом ничего, некоторых и не выгнать, так нравится. И ты через месяц-другой сама сюда бегать станешь. Ну что, начнем вторую серию? Думаешь, я тебя сюда привел кино смотреть? Ошибаешься, дорогуша. Снимать, Дэн!

Из глубины квартиры возник крепкий парень и