В комнате Лидии Бартельс горела только одна свеча. На полу стояло блюдо, по центру которого была проведена черта. Под ним лежал большой лист бумаги со словами “да” и “нет”. Ниже выглядывал край какой-то скользкой на вид ткани. Лидия Бартельс сидела на полу с закрытыми глазами и поднятыми вверх ладонями. Открывшая дверь госпожа Вайк спросила, чей дух я собираюсь вызвать. Я снял шапку и крутил ее в руках, с трудом подбирая слова. Неожиданно она перебила меня:

— Не надо отвечать. Скажите только, касается ли это золота?

— Не касается.

— Приходит много людей в поисках золота, спрятанных сокровищ тех, кого забрали. Но эти вещи не интересуют духов. Напрасные сеансы утомляют ее. — Госпожа Вайк кивнула в сторону двери.

Я вошел внутрь и сел вместе с остальными, мои ноги ныли, напряженное дыхание заполнило комнату, занавески слегка покачнулись, в этот момент Лидия Бартельс спросила, здесь ли дочь мужчины со светлыми волосами. Вздох ужаса послышался слева. Тарелка вздрогнула и стала двигаться. Дыхание участилось, сердца судорожно застучали, надежды устремились в центр круга, и я почувствовал острый запах пота с кислым привкусом человеческого страха. Тарелка повернулась к слову “да”.

Женщина слева от меня заплакала.

— Она ушла. Но появился еще кто-то… Розали? Розали, ты здесь?

Тарелка задвигалась по бумаге, словно раздумывая, в какую сторону направиться. Она остановилась на слове “да”.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

Тарелка передвинулась: “Нет”.

— Твой конец был насильственным?

Тарелка передвинулась: “Да”.

— Ты не сама это сделала?

Тарелка передвинулась: “Нет”.

— Ты знаешь, кто это сделал?

Тарелка передвинулась: “Да”.

— Ты знаешь, где он сейчас?

Тарелка осталась на месте.

— Розали, ты еще здесь?

Тарелка не передвинулась, но дрогнула.

Госпожа Вальк прошептала, что я могу задать свой вопрос. Не успел я открыть рот, как человек справа от меня резко поднялся и, содрогаясь всем телом, стал отступать к двери, бормоча под нос “Отче наш”. Лидия Бартельс уронила голову.

— Нет! — вырвался у меня крик. — Розали, вернись!

Госпожа Вайк вскочила и выпихнула дрожащего человека из комнаты. Дверь хлопнула, лампа зажглась. Лидия Бартельс открыла глаза, она потуже обвязала платок вокруг себя и поднялась, чтобы пересесть на стул. Госпожа Вайк стала выгонять людей из комнаты. Я был в таком смятении, что не сразу обратил внимание на то, что все смотрят на меня. Кто-то был огорчен, что сеанс закончился, прежде чем подошла его очередь, у кого-то во взгляде читалось, что теперь о Розали будут говорить даже те, кто никогда ее не знал. Я остался последним, прислонился к стене, по которой скакали тени от лампы, и сполз по ней на пол. Открыв глаза, понял, что смотрю прямо на прикрепленную за комодом фотографию президента Пятса.

— Вы должны уйти, — сказала госпожа Вайк.

— Позовите Розали обратно.

— Не получится. Приходите в следующий четверг.

— Позовите Розали!!!

Я должен был узнать. Кто-то говорил, что в деревне появился бродяга, пристающий к женщинам. Я не верил в бродяг, не верил в рассказы о русских военнопленных, работающих в домах батраками. В доме Армов таковых не было, мама бы сошла с ума, если бы увидела русских или услышала русскую речь, хотя я уговаривал их взять на работу пленных. Хозяйству Армов нужны были дополнительные руки, хозяин дома — одноногий инвалид, а я не мог приходить к ним каждый день. Но за пленными следили, за немцами же никто не следил.

— Послушайте, молодой человек, сеанс очень тяжелый, духи забирают у Нее всю силу, так как у них нет своей энергии. Такие сеансы можно проводить не чаще одного раза в неделю. Разве вы не видите, как Она устала? Пойдемте на кухню, я налью вам чего-нибудь горячего.

Госпожа Вайк сварила ячменный кофе и плеснула в стакан домашней водки. Я знал, что она помогает избавиться от нежеланных детей, хороня в лесу тайны прошлого. Если я не получу помощи у нее, то даже не знаю, куда мне идти.

— Я готов заплатить, только позовите Розали обратно. Все, что хотите.

— Мы делаем это не ради денег. Приходите в четверг.

— Я больше не смогу прийти сюда, меня заметили. Я должен найти виновного. Иначе я не смогу обрести покой. Розали не сможет.

— Тогда вы должны найти виновного.

Взгляд госпожи Вайк был тугим и жестким, словно узел на суровой нитке. Я смотрел на расставленные в углу кухни мышеловки и теребил под столом руки, которые не привыкли оставаться без дела. Залпом опрокинул стакан, ударив краем по зубам, — боль вспыхнула в голове, но не смогла затмить мысль, что я уже никогда не смогу связаться с Розали, а у этих женщин такая возможность есть. Я знал, что действую против ее воли. Она всегда говорила, что души умерших не надо призывать в этот мир, они должны пребывать в своем мире. Но теперь мне было все равно. Я оставил церковные дороги, они больше не для меня. К тому же церковь сама отвергла Розали.

Госпожа Вайк пошла проверить мышеловку, стоявшую рядом с сервантом, достала оттуда мышь и выбросила в ведро с помоями.

— Стало ли вам легче от того, что вы узнали, что Розали не обрела покоя? — спросила она.

— Нет.

— И все-таки вы хотели это знать. Иначе бы вы не пришли сюда. Мы лишь посредники. Мы не несем ответственности за полученные сведения и за то, что за ними следует. Странно, что вы не спросили о своем отце.

Я уставился на нее. Она медленно покачала головой, глядя мне прямо в глаза.

— В поезде. Он был уже в возрасте. Это произошло почти сразу. Поезд направлялся в Сибирь. Я думаю, вы догадывались об этом.

Я ничего не сказал. Госпожа Вайк была права. Розали говорила о мышах, поселившихся под кроватью матери еще в начале июня, но я не хотел ее слушать. Дочь госпожи Вайк Марта вошла на кухню и стала возиться у плиты. Это были еще одни уши, но я не смел ничего сказать.

— Ваша невеста приходила сюда вместе с подругой. Марта наверняка помнит тот вечер, на сеансе было слишком много народу, неожиданно пришли немцы, но мы не могли их прогнать, — сказала госпожа Вайк.

— Розали беспокоилась о вашем отце, о брате подруги и своем женихе. Из них появился только ваш отец, — добавила Марта, сбросила с головы платок и посмотрела на меня с сочувствием. Я не выдержал ее взгляда.

— Розали ничего мне не рассказывала об этом, она не любила, когда призывают души умерших.

— Она хотела знать правду. А после того, как узнала, решила, что надежда — это лучше, лучше для вас, — сказала госпожа Вайк.

Я выпил еще один стакан водки, опьянение не приходило. Мышь барахталась в ведре. План был готов, Юдит поможет мне.