Упав в ближайшее кресло, Гарри воскресил в памяти счастливое лицо Джорджи в день, когда они только что познакомились и она дразнила Винни, стоя на веранде; подумал о Джеке, который сейчас так далеко, в Честере, в совершенной изоляции от общества. Джек будет так опечален.

С тех пор как Гарри и Винни поженились, стало ясно – если дружба Джека и Джорджи будет продолжаться, это не приведёт ни к чему, кроме неудобств. Хотя Джек перебрался в Честер, где нашёл работу, было очевидно, что между молодыми людьми возникла симпатия; более того, Джек признался Гарри, что сделает Джорджи предложение, как только будет в состоянии предложить ей достойные условия для жизни. Больше он не касался этой темы, и Гарри не приставал с расспросами, но предполагал, что влюблённые состоят в переписке.

Парочка ненадолго встретилась месяц назад, когда Джек приехал в Херн-Бэй на крестины Филлис (с хитростью любящей души Винни пригласила и его, и Джорджи). Находясь под строгим присмотром – любящая бабушка малышки, конечно, приехала тоже, – они всё же проводили вместе часы напролёт и успели поверить друг другу все свои тайны.

Глядя, как слёзы сбегают по милому лицу жены, Гарри решил, что сегодня же поедет в Честер и лично сообщит Джеку о трагедии, когда миссис Уэллс сказала:

– Я даже не знаю, плакать или смеяться. Всё утро – то одно, то другое. Я как выжатый лимон.

– Но… – начала было Винни.

– Она обвела нас вокруг пальца, – продолжала миссис Уэллс. – Маленькая гусыня вышла замуж, – она взглянула на Гарри с лёгким намёком на кокетство. – Теперь в нашей семье две миссис Зоунт. Вот. Прочтите сами. Я так много их перечитывала, и оба письма такие трогательные, что я опять разревусь, если начну читать вслух.

Пока Винни – это не ускользнуло от внимания Гарри – пыталась справиться с раздражением оттого, что её так расстроили безо всякой на то причины, её мать достала из-за диванной подушечки в гобеленовом чехле конверт, откуда вынула два письма, одно – с явным намёком – вложенное в другое, и протянула каждому по одному. Супруги читали молча под неумолкающее скандирование девочек, доносившееся сверху, потом с улыбкой обменялись письмами.

В одном Джек извинялся за неожиданную выходку и объяснял, что они с Джорджи по-настоящему полюбили друг друга, им не терпелось стать мужем и женой, и они не хотели ни волновать своих родственников, ни вынуждать их тратиться. По воскресеньям в церкви Честера оглашались имена вступающих в брак прихожан. Вчера они с Джорджи встретились в этой церкви и обвенчались; друзья выступили свидетелями, и миссис Зоунт перебралась в новый дом. В другом письме, покороче, Джорджи уверяла домочадцев, что любит их, но не смогла справиться со своей любовью к дорогому Джеку, и теперь она – самая счастливая женщина в мире.

Вне себя от радости, что наконец поделилась новостью, убедившись по реакции Винни и Гарри, что это, безусловно, хорошая новость, и не чувствуя ни малейшего беспокойства или стыда, миссис Уэллс решила немедленно открыть бутылку шампанского, позвала Джулию, Китти, Мэй и мадам Вейнс и каждой в честь праздника позволила выпить по целому бокалу.

Как и следовало ожидать, она беспокоилась, хорошо ли отнесётся Роберт к такому подрыву его авторитета, но все её страхи оказались беспочвенными. Оставив Винни en famille[11] на несколько часов, Гарри отнёс письма в Линкольнс-Инн[12] и показал братьям. Он нимало не сомневался в реакции Роберта: немного поворчав о бесцеремонной выходке молодых людей, он плавно перешёл к тому, что они могут очень хорошо устроиться, что Джек – работящий парень с большим будущим и что во времена, когда нужно сократить издержки, выдать сестру замуж с минимальными затратами – большая удача. Гарри пожал братьям руки, а Фрэнк пошутил, что при первой же возможности нужно записать следующих по старшинству сестёр в женский клуб любителей гребли.

Оставив письма братьям, Гарри решил заодно посетить своего адвоката, где распорядился, чтобы документы на владение несколькими домами, полученными в наследство от отца, передали Джеку в качестве подарка на свадьбу. Доход от ренты был стабильным, понемногу увеличивался и должен был помочь Джеку в случае неожиданных дополнительных расходов, связанных с содержанием жены.

Распоряжения выслушал один из помощников адвоката, но, когда Гарри уже собрался уходить, к нему подошёл сам адвокат и попросил зайти к нему в кабинет на пару слов. Финансовое положение Гарри, сказал он, существенно пошатнулось после неудачного вложения в «верное дело» Фрэнка. Уверен ли он, что хочет ещё больше сократить свои доходы? Гарри подтвердил. Он чувствовал себя в долгу перед братом и чувствовал, что после свадьбы Джек обрёл независимость; ему хотелось подчеркнуть важность этого перехода значимым поступком. В таком случае, сказал адвокат, следует экономить на всём остальном, после чего завёл мрачную тираду о цифрах и прогнозах.

По дороге домой из Строберри-Хилл Гарри набросал несколько черновиков поздравительного письма для Джека, где хотел сообщить, что всё понимает и не сердится, дарит ему недвижимость, счастлив принять Джорджи в немногочисленный клан Зоунтов и настаивает, чтобы молодожёны нанесли им визит при первой же возможности. Либо так, либо пусть сами готовятся принимать гостей.

Теперь, когда я могу оставить притворство, что, будучи твоим старшим братом, я больше умудрён опытом, – писал он, – я могу сказать: твоя женитьба представляется мне более романтичной и вместе с тем обдуманной в сравнении с той, к которой ты так доброжелательно меня подтолкнул. Я всегда был более консервативным и осмотрительным из нас двоих, а теперь чувствую себя гораздо менее зрелым. Ты идёшь своей дорогой, Джек, не скрываясь в тени кого-то другого, в то время как я ощущаю себя неполноценным, едва сформировавшимся, относительно тебя оставшимся далеко позади, в малопривлекательной стадии личинки.

Он вычеркнул весь последний абзац. Потом нетерпеливо смял и выбросил черновик из окна кареты и начал заново, ясным и жизнерадостным тоном.

Его признание воскресило в памяти слова, услышанные от доктора Файнса в один из вечеров за бриджем в Херн-Бэй, когда они ждали, пока дамы вернутся за карточный столик.

– В следующем году мне пятьдесят, – сказал доктор, – я помог бессчётному множеству людей явиться в этот мир и порядочному числу – безболезненно его покинуть. Я спасал жизни и рушил их, и всё же отчасти ощущаю, будто так и не вырос из коротких штанишек. Я утешаю себя убеждением, что большинство мужчин изображают зрелых, хотя на самом деле таковыми не являются. Они бахвалятся, рисуются, отращивают бороды, чтобы прятаться за ними, но на самом деле проводят бо´льшую часть жизни в постоянном страхе и неподготовленности, боясь женщин так же сильно, как и друг друга.

– Смотри на сцену! – шепнула Винни, хлопнув его по колену, чтобы отвлечь от попытки выискать в программке что-нибудь интересное. Оркестр в яме заиграл особенно раздражающую мелодию, звучавшую в этом сезоне, казалось, отовсюду, а с балкона послышалось мужское бормотание и несколько пьяных возгласов одобрения. На сцену выходил хор девушек Гайети-театра!