– Не думаю, что столь ужасные события когда-нибудьвновь произойдут в нашей семье. Мне кажется, времена того колдовства прошли –наступила другая эпоха, новая эра для нового колдовства.

– Милая, по правде говоря, мы не воспринимаемведьмовство всерьез, – заметила Беа.

– Ты знаешь семейную историю? – сурово спросилаСелия.

– Знаю ли я? Да мне известны такие подробности, окоторых вы и не слыхивали. О многих вещах мне поведала бабушка, а она слышалаих от старого Тобиаса. Я знаю слова, написанные на стенах этого дома,сохранившиеся до сих пор. В детстве, когда я, совсем еще маленькая, сидела уСтарухи Эвелин на коленях, она рассказала мне обо всем, и я это запомнила. Ейдостаточно было одного дня…

– А досье нашей семьи, составленное в Таламаске? –упорно гнула свою линию Селия. – Они показали тебе его в клинике?

– О да, Беа и Пейдж принесли мне целую кипубумаг, – ответила Мэри-Джейн. – Вот, взгляните-ка сюда. – Онауказала на два одинаковых пластыря: на руке и на колене. – Меня укололисюда и сюда,! А крови взяли столько, что хватило бы и на то, чтобы ублажить изадобрить дьявола. Я поняла ситуацию в целом. Некоторые из нас обладаютцепочкой лишних генов. Достаточно двух близких родственников с двойным наборомдвойных спиралей, чтобы получить Талтоса! Возможно… Возможно… В конце концов,об этом стоит задуматься… Ведь сколько близких родственников, кузенов и кузинпереженились между собой – и что? Ничего. Но лишь до того момента, когда…Послушайте, вы правы, Беатрис: нам не следует болтать об этом в ее присутствии.

Майкл одарил ее едва заметной благодарной улыбкой.

Украдкой бросив еще один беглый взгляд на Роуан, Мэри-Джейнвыдула из жевательной резинки большой пузырь, втянула его обратно и выдулавновь.

Мона засмеялась.

– А теперь снова повтори этот фокус, – попросилаона. – Мне он никогда не удавался.

– Да уж, должно быть, это врожденный дар, –сказала Беа.

– Но ведь ты прочла досье? – настаивалаСелия. – Очень важно, чтобы ты знала все.

– О да, я прочла его очень внимательно, – кивнулаМэри-Джейн. – Даже те отрывки, которые пришлось буквально подсмотретьтайком. – Она хлопнула себя по стройным загорелым бедрам и залиласьсмехом. – Вот вы говорите о том, что мне нужно дать что-нибудь. Помогитеполучить образование – это, пожалуй, единственное, что на самом деле пойдет мнена пользу. Знаете, самую скверную услугу в жизни оказала мне мама, забрав меняиз школы. Разумеется, тогда у меня не было никакой охоты туда ходить. Яполучала гораздо больше удовольствия в публичной библиотеке, но…

– Я думаю, ты совершенно права насчет этих лишнихгенов, – вмешалась Мона. – И права насчет образования.

Многие в нашем роду имеют лишние хромосомы, способствующиерождению монстров, но никогда, вплоть до этого ужасного времени, ни один из нихне появился на свет.

А как же тот призрак, подумалось ей, чудовище, фантом,доводивший молодых женщин до безумия, так долго державший всех обитателей домана Первой улице под покровом страха и мглы. Есть нечто поэтическое в странностител, лежащих под землей прямо здесь, в тени дуба, где Мэри-Джейн в коротенькойхлопчатобумажной юбчонке, со свежеприклеенным пластырем на коленке, в белых,измазанных свежей грязью лакированных туфлях и в грязных носках, полуспущенныхна каблуки, стоит, упираясь руками в худенькие бока.

Быть может, ведьмы из Байю просто тупицы, размышляла Мона.Они могут стоять над могилами монстров и не понимать этого. Конечно, ни однаведьма из этой семьи не знает ничего и о самой себе. За исключением разве чтомолчащей женщины, рядом с которой застыл Майкл – гора кельтских мускулов иобаяния.

– Ты и я – троюродные сестры, – обращаясь к Моне,возобновила разговор Мэри-Джейн. – Разве в этом не заключен особый смысл?Ты еще не родилась, когда я пришла в дом Старухи Эвелин и она угощала менядомашним мороженым.

– Не помню, чтобы Старуха Эвелин делала домашнеемороженое.

– Дорогая, она делала лучшее домашнее мороженое,которое я когда-либо пробовала. Мама привозила меня в Новый Орлеан, чтобы…

– Ты что-то путаешь, – сказала Мона. – Этобыл кто-то другой.

Быть может, эта девочка – самозванка? А что, если она вовсеи не из Мэйфейров? Нет, таких совпадений не бывает. А кроме того, есть что-то унее в глазах… нечто такое, что немного напоминает Моне Старуху Эвелин.

– Ничего я не путаю и знаю, о ком говорю, –настаивала Мэри-Джейн. – Но сейчас речь не о домашнем мороженом. Дай мнепосмотреть на твои руки… Вот видишь, они у тебя нормальные.

– Ну и что из этого?

– Мона, будь вежливой, дорогая, – сказалаБеатрис, – твоя кузина говорит от всей души.

– Так вот, видишь эти руки? – сказалаМэри-Джейн. – В далеком детстве у меня на обеих руках было по шестомупальцу. Тебе известно об этом? Это был лишний палец, совсем маленький. И матьпривела меня к Старухе Эвелин, потому что у Старухи Эвелин имелись точно такиеже пальцы.

– Неужели ты думала, что я не в курсе? – спросилаМона. – Я выросла у Старухи Эвелин.

– Знаю. Я знаю о тебе все. Остынь немного, милая. Я нехочу показаться грубой, просто я такая же Мэйфейр, как и ты, и готова сравнитьсвои гены с твоими в любой момент.

– А от кого ты обо мне узнала?

– Мона… – мягко попытался остановить ее Майкл, нобезуспешно.

– Как получилось, что я никогда не встречалась с тобойпрежде? – продолжала Мона. – Я Мэйфейр из Фонтевро. Твоя троюроднаясестра. И почему ты говоришь как истинная жительница Миссисипи, если на самомделе ты жила в Калифорнии?

– Ах, послушайте, это целая история, – сказалаМэри-Джейн. – Я отбывала срок в Миссисипи, и, можете мне поверить, условиябыли еще хуже, чем на Ферме Парчмана.[8] – Она пожалаплечами. Похоже, этого большого ребенка невозможно вывести из себя. – Увас не найдется чаю со льдом?

– Конечно найдется, милая. Извини, пожалуйста, –вскинулась Беатрис и выбежала за чаем.

Селия качала головой. Ей было стыдно. Даже Монапочувствовала, что нарушает законы гостеприимства. А Майкл поспешно принялсяизвиняться.