Она сверкала, будто громадная синеватая драгоценность, и, по словам трактирщика, кишмя кишела железной нежитью, но эта пакость, как известно, наружу не выползает, а внутрь сунется только дурак или отпетый домопроходец, которому хорошо заплатили за риск. Издали на это переливающееся нездешнее чудо смотреть даже приятно… До того приятно, что Гаян не сразу отследил появление в зале знакомой физиономии. Заметив, ругнул себя последними словами: убийца, называется, рыцарь плаща и кинжала! Стыдобище, да и только.

Пришелец, впрочем, был не опасен. Закер, толмач покойного Обавия Клаха, с уныло свисающей луковой косицей и усталыми покрасневшими глазами. Когда он встретил взгляд Гаяна, в этих глазах забрезжила робкая затравленная надежда.

Гаян хорошо знал это чувство по собственному опыту, поэтому без долгих раздумий кивнул Закеру и сделал приглашающий жест.

Вежливо поклонившись даме, ругардиец примостился на свободном стуле.

– Если мне позволено будет с вами пообедать, я постараюсь быть полезным.

– Быстро вы потратились, – обронил Гаян.

– Так я, знаете ли, не одного себя кормлю. Последние городские сплетни и новости, интересуетесь?

– Хозяин, все то же самое еще на одну персону!

Дебелый трактирщик одобрительно кивнул. Ему от таких, как Закер, чистый прибыток.

Новости были ожидаемые. С дюжину дней назад кто-то подпалил дом Хамфута Дождевика, а в трактире у Груве завелась неведомая дрянь – зубастые черные головастики на тараканьих ножках, они закусали до полусмерти самого Груве, всю прислугу и нескольких посетителей. Куда-то запропастилась уличная певичка Томи Шелковый Голосок, а потом в одной из подворотен Пустоозерной улицы нашли ее правую руку с медным перстеньком на безымянном пальце. На площади Соцветий случилась драка между демонами: бахромчато-полосатые выясняли отношения с корнеротыми сумеречниками, и в это же время на тех и других напали рабы лиловых кувшинов. На площади остались оторванные конечности демонов и трупы случайных прохожих. Торговая компания «Бананы и всячина» объявила о своем долгожданном банкротстве. Софрохен, новый староста Верхних Перлов, приехал в город нанимать крутых парней для охраны деревни. От преподобного Маженхия, жреца Кадаха Радеющего, все три наложницы ушли к заезжему ругардийскому богачу, а Маженхий, вместо того чтобы воззвать к своему богу и послать вдогон кораблю бурю, напился с горя и валялся пьяный под стеной храма, опозорив тем самым и себя, и Кадаха. Другой ругардийский богач приплыл на Ивархо позавчера, загнанный, с безумными глазами. Матросы в кабаке рассказывали, что его преследует Неподкупный Судья Когг, из-за какой-то давней истории, и беглец рассчитывает спастись хотя бы за морем. Еще они рассказали, что герцог Эонхийский наконец-то взял мятежную Солфесу и для устрашения послал туда Гонбера Живодера. Говорят, человеческие кишки висели по заборам, как праздничные гирлянды, и теперь обезлюдевший городок оккупирован полчищами мух.

Выложив новости, Закер схватил ложку и набросился на приправленную луком рыбную похлебку. Он был слишком голоден, чтобы думать о чужих кишках.

– Герцог – собака, – сказала, словно выплюнула, Лиум. – Нет, хуже стократно. Негоже так честить собак. Страшные болотные псы нас не тронули, когда мы спасались от супостатов на заповедном болоте, а он науськивает на всех своего Живодера… Чтоб ему когда-нибудь подавиться!

– Он не подавится, – возразил Закер. – Никогда и ничем. Говорят, вместо души у него бездна, которую невозможно насытить. Я слышал это от одного мага, рискнувшего с ним повздорить. Кстати, тот маг давно уже покойник, – он делал перерывы между фразами, чтобы что-нибудь запихнуть в рот и торопливо прожевать. – Наш мир, брошенный на произвол судьбы невменяемым богом-самоубийцей, похож на выгребную яму, в которой кишит всякая нечисть: демоны, упыри, Гонбер… А людей остается все меньше. Ругарда считается благословенным краем, потому что герцог о своих подданных как-никак заботится.

– Что же вы туда не вернетесь? – спросил Гаян, которого эта болтовня вперемежку с чавканьем уже начинала раздражать.

– У меня тут больная матушка, две сестрицы, одна из которых разумом тронутая, а у другой муж парализован, и четверо племянников от трех до десяти лет. Буду благодарен за любую помощь.

– Вот, – Лиузама деловито выложила на стол перед ним туго набитый кошелек. – Возьмите на здоровье.

В общем-то, она отзывчивая и добрая – ко всем, кто не из деревни Верхние Перлы. Гаян тут же подумал, что ей ничего не стоит быть щедрой: в ее распоряжении сокровища всех затонувших кораблей, рассыпанные по дну морскому. Стоит моргнуть, и кто-нибудь из выводка мигом притащит мокрый кошель, полный золота и серебра.

Закер, не ожидавший такого подарка, по-девичьи покраснел, обескураженно и подобострастно заулыбался, рассыпался в благодарностях. Лиум, не оставаясь в долгу, твердила в ответ что-то простодушно-утешительное. Гаян доедал жареных анчоусов с кукурузной кашей. Остальные тоже ели, выпивали, болтали, всем тут сиделось весьма неплохо, и никто не заметил приближения стихийного бедствия, а когда в дверном проеме возник рослый черногривый детина в заношенном балахоне, подпоясанном узорчатым кушаком, было уже поздно. Не иначе Айвар со своей лютней в этот раз подобрался к трактиру задворками, чтобы слушатели не успели разбежаться.

– А не желаете, люди добрые, я потешу вас песенкой про колдунью Варлих и обманувших ее любовников-близнецов?

– Нет! – хором запротестовали посетители «Золотого финика». – Не желаем, ступай себе, куда шел!

– Шел-то я к вам, честные горожане, – Айвар перешагнул через порог, – чтобы спеть вам о «Злом альбатросе», корабле без капитана.

– Не надо!

– Вали отсюда!

– Ну, тогда могу поведать о ратных и любовных подвигах знаменитой воительницы Ренарны по прозванию Тигровая Челка, бесстрашной в бою и любвеобильной под пологом походного шатра.

Все опять заорали «Не надо!», застучали по столам кулаками и ложками, а Гаян невольно усмехнулся. С упомянутой Ренарной он был знаком достаточно хорошо и знал, что образ из любимых народом песенок не имеет ничего общего с живым прототипом. Кроме, разве что, описания внешности: она действительно бронзовая и мускулистая, волосы цвета воронова крыла заплетает в косу (только не до колен, как утверждают авторы баллад, а едва ли до середины лопаток) и пряди челки осветляет особым зельем, а потом красит хной, так что получается черно-рыжая чересполосица. Глаза у нее не «зеленые, словно море-океан», а зеленовато-карие. Рен родом из Набужды, из третьеразрядной купеческой семьи, и когда песнопевцы сообщают, что она незаконнорожденная принцесса, сбежавшая из эонхийского дворца, это еще одна художественная вольность.

Однажды Рен было предсказано, что рано или поздно ей суждено стать сестрой бога. Она тогда стиснула загорелые кулаки и прошипела сквозь зубы площадное ругательство. «Сестрами бога» называют увечных монахинь, посвятивших себя Семанху Безногому, который делится с адептами силой в обмен на добровольно отрезанный и отданный в храм кусок собственной плоти. Сила отмеряется порциями в зависимости от величины пожертвования: за мочку уха или фалангу пальца получишь чуть-чуть, за кисть руки – уже побольше, и так далее. Искалеченные монахини ходят по дорогам, славят Семанха и ко всем пристают с рассказами о том, какая это замечательная жизнь. Ничего удивительного, что Рен от такого пророчества взбеленилась и с тех пор готова без долгих разговоров пристукнуть любого Семанхова служителя, лишь бы не угодить в их тенета.