Я представил. То, что я представил, мне не очень понравилось. Если верить мультфильмам, то котенки и кошки все очень беспокойные существа, они все время скачут, устраивают разные безобразия и вредят направо и налево. Одна кошка — это еще куда ни шло, а вот целый кошачий выводок… На самом деле станет весело.

— Я попробую, — снова сказал я. — Но при одном условии. Мы объявим о нашем обручении.

— Только об обручении, — уточнила Эн. — А поженимся уже потом. Лет через двадцать?

— Хорошо. Через двадцать локальных.

— Локальных, разумеется. Двадцать лет пройдут — не заметишь. Жених.

Эн хихикнула, подмигнула мне, вскочила со скамейки и упорхнула. Я поглядел на часы. Две минуты. Можно было еще две минуты сидеть. Хорошо. Я вытянул ноги и стал слушать, как журчит вода.

Хотелось пить. Я подавил жажду и стал ждать.

Через две минуты над головой мигнула неприятная красная лампочка, и я удалился из садика.

Я спускался к себе. Настроение у меня было неважное. Кроме того, мне все время казалось, что все на меня с подозрением смотрят. Будто что-то такое про меня знают, такое, компрометирующее. Мне было стыдно. Очень стыдно. Непонятно толком из-за чего, и поэтому я злился еще больше, и растопыривал локти, чтобы цеплять встречных — а что, они-то меня с утра цепляют безжалостно! Никто со мной ругаться не стал, наверное, у меня лицо все-таки было слишком злобное.

Ну и ладно.

Я вернулся в бокс, кинулся в койку и стал думать. Ну, про свое преступление. Конечно, оно еще не свершилось, но я на него уже вроде как согласился, а значит, это все равно что свершилось.

Стыдно. Мне казалось, что, согласившись на провоз котенка, я как бы замарал честь нашей семьи. Своего отца, деда, предков, всех тех, кто с гордостью нес наше имя через трудности и лишения. Наверняка мои доблестные родственники не опускались до столь низких преступлений, они были честными и достойными людьми, никогда не провозили настолько запрещенных вещей!

В отличие от меня.

Но, с другой стороны, были и плюсы. Я притащу этого дурацкого котенка, и потом, со временем, Эн выйдет за меня замуж. Если измерять нашими планетарными, то всего через пять лет. Нормально. Пять лет — это не так уж и долго, быстро даже. И в самом деле, заморожу его тихонечко и спрячу куда-нибудь в сапог, кто будет сапоги проверять?

Потом я стал думать о том, где именно найти котенка. Честно говоря, о повадках котенков я имел самые отдаленные представления. Я знал, что они любят молоко и сыр, я об этом уже говорил. А вот где они обитают, я предположить не мог. Значит, мне придется выследить большую кошку, и уже из ее гнезда добыть котенка. Да… Надо потихоньку разведать у Ризза что-нибудь про кошачьих, он, наверное, знает, он человек опытный. Хотя… Нет, лучше молчать, лучше на всякий случай молчать.

А вообще здорово. Два дня до рейда!

Два дня!

Раз, два, три четыре, пять, вышел заяц покусать…

Да уж, мама-эвтаназия, получилось, получилось у меня перепрыгнуть!

Жил был Волк. И очень этот Волк любил рыбу. Но Волк ведь не ягуар, рыбу ловить не умеет. Вот однажды зимой так Волку захотелось рыбки да и вообще пожрать, что пошел он к полынье и хвост туда засунул. Думал: суну хвост в воду, буду им трясти, может, какая безмозглая рыба прицепится, зимой рыбе тоже жрать хочется. Сунул и стал трясти.

Трясет-трясет, трясет-трясет, а рыбы все нет. Ну, Волк подумал, что будет сидеть до упора, пока чего-нибудь да не поймает. Подумал и стал сидеть. Целый день просидел, к вечеру мороз ударил, полынью затянуло, Волк и застрял. Застрял, вырваться не может. Тут как раз мимо шла Лиса. Смотрит — Волк примерз. Ну, она не дура ведь, подкралась со спины и давай у Волка из хребта выкусывать мясо. А Волк ее не видит, и ему кажется, что это мороз его щиплет так. Лиса наелась волчатины и отправилась по своим делам.

А Волк так и сидел как дурак, пока совсем не околел, до смерти. Стал как дерево.

А Лиса отравилась и сдохла, так ей, думаю, и надо.

Всегда эту сказку не мог понять. В чем тут мораль? В каждой сказке есть мораль, какая сказка без морали? А Хромой говорил, что мораль тут проста — если ты дурак, то тебя сожрут. И если ты не можешь терпеть голод, тебя тоже сожрут.

И вообще, тебя сожрут в любом случае, так природа устроена. Никто вечно не живет, это точно. Если со смертью от старости не повезло, то сожрут тебя какие-нибудь лисицы, или хорьки, или еще какая дичь, ну, пусть те же зайцы. Хотя зайцы как дикие — мяса не едят, что странно, питаются заячьей капустой, клевером и корой. А если вдруг ты в своей постели помрешь как какой-нибудь ранешний человек, то все равно тебя потом закопают, и кроты, и черви до тебя очень скоро доберутся, растащат по кусочкам, косточки отполируют. Не надо на это обижаться — за свою жизнь ты сам целую кучу всякого зверья и рыбья слопал, что заслужил — то получай, круговорот всего в природе.

Чтобы тебя не сожрали раньше времени, ты должен воспитать ученика, и, когда придет время, он кинет тебя в асфальтовый стакан, и ты убережешься. В асфальтовом стакане тебя не сожрут. Ни лисы, ни черви. Ты там мумифицируешься и будешь лежать вечно, тысячу лет, как фараон. Быть похороненным в асфальтовом стакане — это по-человечески, это значит возвыситься над природой, взять ее за мокрый мягкий нос и потрясти хорошенько, дуру. Человек всегда выше природы, потому что он человек. Вершина всего. Когда-то люди были такими могучими, что могли не только все живое уничтожить, но и вообще саму планету взорвать в мелкую пыль. И использовать это не успели, все это никуда не делось, в тайных убежищах хранится еще оружие, мощь, которая со временем расставит все на свои места, и будет все правильно — человек наверху, а всякие там трилобиты внизу.

А диких вообще не будет.

Люди только. Люди.

Асфальтовый стакан для похорон найти тяжело, они только рядом с городами встречаются, да и то не со всеми, да и то только с большими. Рядом с нашим домом был стакан… Хотя я не о том опять.

В этот раз я ушел.

Чем отличаются дикие от людей? От человека, то есть от меня? Я умный. Я могу предвидеть. А дикие живут так, одним своим временем, настоящим.

Раз, два, три, четыре, пять, вышел заяц покусать, сказал я себе, как следует разбежался и прыгнул. Другого выбора не было. Или я прыгну, или мне смерть.

Я был спокоен. Лучше разбиться, чем достаться диким, выбора и нет.

Не знаю, до соседней крыши метров пять, если на глазок.

Я допрыгнул. Упал, перекатился. Секунду лежал, пытаясь понять — не переломался, не растянулся, не ободрался.

Ободрался. Локти, правое колено, в остальном цел. Вскочил на ноги. Приготовил арбалет.

Дверь на соседней крыше выгнулась. Мощный удар изнутри. Правильно сделал, что дверь закрыл, несколько секунд выиграл, их хватило на то, чтобы зарядить арбалет и прицелиться.