Дикий оказался совсем диким. А может, это у него сознание помутилось. От вида гибели диких соплеменников, вот как. Ошалел. А может, просто ходить он не мог — в ногу я ему все-таки хорошо попал. По всем правилам этот дикий должен был вовсю драпать в сторону леса, а там замаскироваться под какой-нибудь куст, или муравейник, или под кучу мусора, маскироваться они умеют, я бы его вообще не нашел тогда. А этот нет, в лес не побежал. Полез на столб.

Высоченный, метров, наверное, в тридцать, не знаю, для чего такие столбы нужны, нигде про них ничего не читал. Я так думаю, они погоду как-то регулировали, я их во многих городах замечал. Тучи разгоняли или, наоборот, притягивали, а может, когда надо разгоняли, а когда надо, притягивали. Сам столб гладкий, металлический, в два обхвата. А наверху кругляшка такая решетчатая, вроде как площадка зачем-то. Решето, вот как это называется, лапшу раньше через него делали.

Дикий сидел на земле и отдыхал, щупал простреленную ногу, дурак косматый. А как завидел меня, так подскочил к этому столбу, обнял его как маму дорогую и пополз вверх. Нога ему здорово мешала, он даже стрелу не догадался выдернуть, дубина. Но все равно лез. Силы много, много кореньев в этом году сожрал, дичара, лез почти на одних руках, акробат какой-то.

Я наблюдал. Дикий лез и лез, никак не мог свалиться. В одном месте, уже выше середины, оборвался было, задрыгал лапами в холодеющем вечернем воздухе, как лягушка-путешественница, но не упал. К сожалению, не упал, не сделал мне приятного, не сообщил сюрприза, собрался со своими дикими силами и докарабкался доверху. Перевалил свою рыжую тушу на эту решетчатую кругляшку, расплылся неопрятной бурой копной, сквозь решетку космы выставились. Задышал громко, как кабан-секач, обожравшийся желудей.

А я внизу стоял. Мне его прибить надо было, нечего после себя мстителей всяких оставлять. Может, там, на крыше, я его братиков прикончил любимых? Раньше вонючего дедушку, теперь вонючих братиков, и эта рыжая макака поклялась меня уничтожать всегда и везде.

Не, дикого надо пристреливать.

Я снял с плеча арбалет. Конечно, он высоко забрался, просто так не снять, придется кое-что придумать…

Достал ключ, подтянул лук помощнее. Теперь стрела пойдет метров на двадцать дальше. Натянул тетиву, положил стрелу в желоб.

— Эй, вонючка! — я задрал вверх голову. — Сейчас убивать тебя немножечко буду! Ай-ай-ай!

Но этот дикий никак на мои слова не прореагировал. Дикий, ничего не поделаешь.

Я сбросил рюкзак, лег на асфальт и стал целиться. Лежа стрелять вверх — самое что надо. Опора хорошая под спиной, руки не дрожат, дыхание спокойное. Целился в эту грязную тушу, куда конкретно, не видно было, в пятно грязное. Раньше у меня на арбалете оптический прицел стоял, сейчас нет, разбился. А найти не удается никак, редкое устройство. Нет, жить стало тяжелее.

Подумал я и нажал на курок.

Стрела ударила по решетке и застряла. В дикого не попала. Сам дикий не пошевелился, никак вообще не пошевелился, только сопел громко.

Я снова зарядил арбалет. Снова приспособился. Выстрелил. Вторая стрела тоже застряла.

Так…

Плохо. Осталось три стрелы и десять патронов. Стрелять по дикому из огнестрела бесполезно, дробь разлетится веером, и в лучшем случае по этой гадине она только щелкнет, припечет, прижжет. А патроны — вообще редкая вещь.

Я поднялся на ноги.

— Вонючка! — крикнул я. — Не расстраивайся, я сейчас! Подожди пару минуток….

Я быстренько избавился от ненужной амуниции, оставил только нож. Поплевал на руки, протер их о штаны. Подпрыгнул, обхватил столб руками, обхватил его ногами, пополз, стараясь пристать к нему брюхом, как слизняк какой гигантский.

Лезть по столбу оказалось нелегко. Столб был толстый и необъятный, но кое-как я все-таки карабкался, пузо помогало, препятствовало скольжению. Жаль, что я сейчас ребрист, мне бы пузо потолще…

Так я поднялся метров на пять. После чего посмотрел в небо, посмотрел в землю и понял, что если я и доберусь до решетчатой площадки, то устану настолько, что шансов справиться с рыжим диким у меня совсем не останется. Возьмет он меня, развертит и запустит вниз с ускорением. Победит меня, а этого я допустить не мог, не мог допустить, чтобы дикий восторжествовал над человеком!

Поэтому, оценив свои силы, я вернулся на асфальт.

Дикий лежал на решетке, не шевелился. Все равно его ножом не прирезать, подумал я. Он меня в два раза больше весит и быстрый, как змея, вряд ли я с ним справлюсь…

Надо придумывать что-то…

А между тем стало уже темнеть не потихонечку. Совсем уже вечер, ночь скоро. Ночью на улице лучше не оставаться. Но и уходить тоже нельзя — этот красавец удерет. Значит, придется ночевать под столбом. Значит, надо готовиться. Ну, я и стал готовиться.

Снял с пояса топорик. Деревьев вокруг не росло, а дома каменные, двухэтажные. С деревянными дверями. Я обошел четыре дома, вырубил двери, расщепил их. Немного. Хватит часа на три. За четвертым домом обнаружилась яблоня.

Древняя-предревняя, наверное, ровесница самого дома. Вся корявая, страшная, угловатая и засохшая совсем, наверное, частично даже в уголь превратившаяся. Хотя для угля, кажется, нужны миллионы лет, через миллионы лет не будет вообще людей, это грустно сознавать — эволюция. В одном месте, правда, была кое-какая зелень, и даже парочка яблок раскачивалась, я попробовал, оказались горькие и одновременно сладкие. Есть не стал, расстройства желудка мне не требовалось.

Вообще, рубить приходилось с перерывами — два раза тюкну по стволу — из-за угла выгляну, чтобы дичара не улизнул. Но он то ли спать решил, то ли сознание потерял, валялся, не шевелясь. Сопел, ф-ф-ф, как гадюка в жару.

Яблоню я срубил, вытащил на асфальт и принялся разделывать на дрова. Получилось, в общем-то, много, достаточное количество, на ночь хватит. И хорошо. Яблоня горит с приятным запахом, от него в горле приятно. Но надо было запастись еще на всякий случай. Я оглядел улицу. Улица как улица, не проросла совсем, как и весь этот город. Не пророс. В самом конце дом, он был непохож на все остальные дома здесь, построен из настоящего дерева и обшит настоящим деревом, издалека видно. Во всяком случае, похоже на настоящее дерево. Но до него далековато, до этого деревянного дома, рыжий может и удрать, пока я до дома буду ковылять…

Ладно, другого топлива все равно нет. Я вложил в арбалет драгоценную стрелу и отправился с топориком к этому дому. Оглядывался через каждые десять шагов. Рыжий валялся на столбе. Тоже мне, столбовой, лежит пухтит…

Добрался. Постучал зачем-то в дверь, дурак какой… Не открыли. И я открывать не стал, открою, а там какой-нибудь стегозавр гребенчатый стоит, смотрит, если верить книжкам, такое случалось…

Что-то я раздумался, слишком уж раздумался, нельзя так, пожалуй, слишком много двигать головой тоже не очень надо, особенно в полевых условиях, потому что мозг — самый энергоемкий орган во всем человеке — чем сильнее думаешь, тем больше устаешь, кровь к мозгу литрами просто приливает. А от мышц соответственно отливает. А сейчас мне мышцы нужны.