— Меня обвиняют в убийстве, — смотря прямо в глаза Лесе, наконец, начинаю говорить. — Я… боями занимался всю свою жизнь. Сколько себя помню. Рос в детском доме. Тренер у нас был — Николай Павлович. Приходил к нам по средам и пятницам. Пацанов учил боксу. Во мне он сразу разглядел потенциал, поэтому спустя несколько недель предложил мне заниматься с ним индивидуально.

Перчатки, которые ты нашла в сундуке — его подарок, — рассказывая Лесе свою историю, я словно возвращаюсь в прошлое. Воспоминания кажутся чертовски реальными, будто это всё совсем недавно происходило. Ностальгия, мать её.

— Это было хорошее время, хоть и рос я без семьи. Тренер мне отца заменил. Я во всем хотел быть похожим на него. Он даже забирал меня из детского дома по гостевому разрешению. В такие дни мы с ним сюда ездили. В эту хижину. Она ему принадлежала. Мы много тренировались, потом ходили на озеро купаться и ловить рыбу. Озеро здесь недалеко. Когда я вырос, меня затянула жажда денег. Бился я хорошо, поэтому мне в легкую удалось прорваться в мир боев без правил. Это подпольные бои и… за них отлично платили. Был еще один пацан у нас в детском доме. Олег Борзов. Мы называли его Борзый. Тоже боксом занимался, но таких результатов, как я, не давал. Тренер его любил, но понимал, что не потянет он некоторые спарринги. Когда Николай Павлович узнал, что я уличными боями занялся, устроил мне настоящую отцовскую взбучку, — горько усмехаюсь, вспоминая былое. Млять, столько лет прошло, а мне всё ещё больно об этом говорить.

— Тогда Борзый на медаль шел. Отличные результаты показывал. Но после взбучки я бои без правил оставил и стал тоже претендовать на медаль. Выиграл тогда. С тех пор у нас началась негласная война. Точнее, у Борзова со мной началась война, мне-то на него всегда насрать было. Тренер и так им гордился. Мы стали вместе с тренером разъезжать по стране, участвовать в различных официальных спаррингах и боях. Неделю назад должен был состояться бой с одним из прошлогодних чемпионов. Категория в тяжелом весе. Борзый мечтал с ним биться, но тренер допустил меня, потому что Борзый скинул лишние кило и по весу не прошел. Это было разумно — не допускать его, но Олег взбесился. Сказал, что тренер просто не хочет давать ему шанс получить титул чемпиона и выиграть приз в размере ляма.

Обзывал его по-всякому, мудак. И я Борзому врезал пару раз. Он тогда хлопнул дверью и ушел, сказав, что мы оба еще за все ответим. Мы с тренером разошлись поздно в тот вечер. А на утро меня хотели повязать за его убийство. Я, мля, до сих пор не могу понять, как этой гниде удалось меня подставить, но точно знаю, что если меня закроют, то я никогда не смогу до правды докопаться. И я не хочу быть обвиненным в убийстве человека, который мне отца заменил. Я, мля, даже на похороны не смог попасть. И сбежать мне с трудом удалось.

— Ты думаешь, это Борзый убил вашего тренера? — Леся взволнованно смотрит на меня своими огромными карими глазищами.

— Уверен, — киваю, от злости сжимая зубы. — Больше некому. И еще мне известно, что у Борзого подвязки есть с ментами. Думаю, именно поэтому ему так легко поверили. Я был последним, кого видели у дома тренера. Не удивлюсь, что Олег дождался моего ухода, затем пробрался в дом и убил его. А у меня среди ментов нет ни одного близко знакомого, чтобы помощи попросить.

— А адвоката нанять?

— Меня затопчут еще до того, как адвокат успеет хоть что-то нарыть. Этот мудак там такого наплел. Я свою рожу частенько вижу на листовках "разыскивается".

— Ром, ну, ты же не сможешь все время убегать… И как ты сумеешь докопаться до правды и доказать свою невиновность, если ты постоянно в бегах, а полиция у тебя на хвосте?

— Если и не докажу, то хотя бы за убийство почти отца не сяду. И однажды найду способ полностью очистить свое имя.

Леся напряжённо смотрит на меня, то и дело сжимая в кулак тонкие пальцы. И я не понимаю, какого хрена со мной происходит, но её затянувшееся молчание бьёт по моим нервам, как по струнам. Ну же, скажи что-нибудь. Что угодно, только не молчи.

— Я верю тебе, Рома, — выдыхает, накрывая мою руку своей. — Спасибо, что все рассказал мне. Это очень много для меня значит.

Мне кажется, что с моих плеч падает огромный груз, который я носил на себе всё это время. И в этот момент я понимаю, что её слова — это всё, что мне было нужно.

— Спасибо, что не ушла, Олеся, — мягко улыбаюсь, накрывая свободной рукой её ладонью.

Мы проводим в хижине ещё двое суток. Всё это время я ухаживаю за Ромой, обрабатываю его рану и даже под его руководством решаюсь приготовить незамысловатый супчик, только уже не из рыбных, а из свиных консервов.

— Ну вот, а говорила, что не получается, — сидя, напротив меня, мужчина уплетает еду за обе щёки. Краснею от подобной похвалы. Честно говоря, мне сейчас грудь просто распирает от гордости. Даже не верится, что получилось состряпать что-то сносное.

Задумчиво смотрю на Рому. Даже не подозревала, что кормить мужчину настолько приятно. А может всё дело в конкретном человеке, для которого хочется стараться?

— Ну… это только благодаря тебе и твоим наставлениям. Сама бы я как обычно всё запорола, — бубню себе под нос и смущённо опускаю голову, утыкаясь лицом в тарелку.

За эти два дня Рома окончательно приходит в себя. Его рана больше не кровоточит и необходимость его бинтовать отпадает.

И в туалет я, кстати, хожу теперь сама. Он вообще перестаёт меня как бы то ни было контролировать. Всё происходящее между нами, наверно, со стороны выглядит очень странно. Преступник, абсолютно доверяющей своей жертве, нисколько не переживающий о том, что она может сбежать, и пленница, которая не хочет уходить.

А я не хочу. Сейчас, сидя на ступеньках крыльца и наблюдая за тем, как Рома тушит угли в мангале и убирает грязную посуду из беседки, я окончательно осознаю, что хотела бы остаться здесь.

Наверно я дура. Но перспектива остаться здесь вдвоём с Молотовым не кажется мне такой ужасной. Мы здесь как будто в своём отдельном мирке, где существуем только мы вдвоём. И никого больше. И я рядом с человеком, который принимает меня такой, какая я есть. Не насмехается над моими недостатками, не смотрит как на сумасшедшую. И, кстати, за эти два дня я ни разу больше не повторяла своего адреса и не комментировала вслух то, что делаю. Потому что рядом с Ромой мне спокойно. И плевать кем он выглядит в глазах других людей. Я знаю, что это неправда. Остальное мне неважно.

А что ждёт меня там, в реальной жизни? Снова ненавистная работа, плотоядные взгляды проезжих дальнобойщиков, придирки самовлюблённого начальника и тотальное одиночество. Я не хочу всего этого. Не хочу туда возвращаться. Кажется, после этих нескольких дней, я больше не смогу вернуться к той жизни, что была раньше.

Но, как бы то ни было, я понимаю, что возвращение неизбежно. Поэтому сейчас, наблюдая за Ромой издалека, я просто наслаждаюсь тем малым, что у меня осталось. С жадностью впитываю в себя последние крохи спокойствия и уверенности, морально готовясь к тому, что ждёт меня дальше.