Я берусь за косметичку.

– Подрумянься, – советует Иззи, – ты белая, как привидение. И прекрати смотреть на меня такими убитыми глазами!

С таким напутствием она исчезает в ванной, оставив меня любоваться в зеркало на собственную унылую физиономию.

Внезапно – словно включается невидимый приемник – в комнату врываются голоса снизу. Похоже, вечеринка переместилась в холл. Кажется, смотрят наши с Надин детские фотографии, что хранятся в тумбочке под телефоном. Я слышу раскатистый папин смех и мягко-укоризненное мамино: «Айвен, дорогой!» Си Джей, кажется, держится поодаль; слышно, как Надин зовет: «Кристиан! Кристиан!» – ни на секунду не желая выпускать нареченного из-под опеки.

Иззи выходит, когда Надин как бы невзначай заговаривает о том, как трогательно выглядят малыши на свадьбах.

– Господи, а четверть часа назад они обсуждали глазурь на свадебных пирогах! – стонет Иззи. – Еще раз услышу слово «свадьба» – закричу. Пойдем-ка их встряхнем!

Мы дожидаемся, пока «комитет по встрече жениха» вернется в гостиную, и начинаем свое нисхождение в ад. Текила кипит у меня в крови и шумит в голове; я начинаю бояться, не ляпну ли при встрече с Си Джеем что-нибудь такое, о чем буду потом жалеть.

– Говорить буду я! – шепчет Иззи.

Я охотно соглашаюсь – и, видит бог, уже из одного этого можно понять, как мне хреново.

– А вот и старшая сестра, которую все ждали! – провозглашает – на мой взгляд, чересчур бравурно – Иззи, пропуская меня в гостиную.

Но я мнусь в дверях, озираясь в поисках безопасного места. На диване рядом с Си Джеем… нет, ни за что! Мама и Надин болтают у камина, картинные позы их напоминают рекламные плакаты шестидесятых годов. Надин как-то странно ерзает: не сразу я замечаю, что она старается незаметно задвинуть в глубь каминной полки ярко-синюю фарфоровую черепаху.

– Стена – твой первый друг! – шепчет сзади Иззи. Придерживаясь за «первого друга», я направляюсь к папе, который ведет с Си Джеем светскую беседу, в то же время приглядывая за барбекью сквозь приоткрытую дверь во двор. На эту-то дверь я и налегаю всем телом. И вываливаюсь в сад.

– А вот дверь – нет! – шепчет Иззи, помогая мне подняться на ноги. Она кусает губы, чтобы не рассмеяться.

– Что это ты сотворила со своей рукой? – интересуется папа, всем своим видом давая понять, как утомлен моим существованием.

– Да так, ерунда, – объясняет Иззи. – Волшебная свеча взорвалась. Бац – и осколки по всей комнате!

Черт бы побрал Иззи – в ее изложений я выгляжу этакой недоделанной иствикской ведьмой! О чем я думала, когда разрешила ей взять переговоры на себя? Когда имеешь дело с моей лучшей подругой, временами начинаешь жалеть, что под рукой нет кляпа.

Мама кидается ко мне, начинает причитать «ад раненой рукой, щупает лоб, словно больному ребенку:

– Джейми, да ты вся горишь! Температуры нет?

Я чувствую, что еще мгновение – и взорвусь, как та несчастная свечка.

– Н-нет, просто душно очень. Пойду подышу свежим воздухом…

Я выползаю в сад – и в ноздри мне ударяет ядреный дух жареного мяса. К горлу подкатывает тошнота: окончательно потеряв самообладание, я срываюсь с места и бегу, бегу куда глаза глядят, пока не зарываюсь в густое плетение бугенвиллеи.

– Джейми! – слышится за спиной шипение Надин – она выскочила за мной следом. – Прекрати вести себя как полная идиотка! Еще отпугнешь Кристиана – он подумает, что это у нас семейное!

В этот миг небеса, не выдержав, начинают плеваться дождем.

– Этого еще не хватало! – рявкает Надин, как будто я персонально ответственна за дождевые тучи.

Я почти чувствую, как шипят капли, падая на мою разгоряченную кожу. Блаженное облегчение!

Так бы я, наверно, и простояла до вечера; но мама разыскала меня и привела домой.

Она протягивает мне стакан минералки со льдом. От этой трогательной заботы внутри у меня что-то вздрагивает, и на глаза снова наворачиваются слезы. Малейшее проявление жалости – и я гибну.

Я неохотно сажусь вместе со всеми за стол, где папа раскладывает малюсенькие порции мяса на огромные лепешки питы с салатом.

– Жаль, что ты сегодня нездорова, – мягко произносит Си Джей, омывая меня взглядом зеленых глаз.

Я не успеваю ответить – как всегда, вмешивается Надин:

– За Джейми не волнуйся. У нее вся жизнь – театр!

– Кстати, о театре… – начинает Иззи.

Я наступаю ей на ногу. Иззи отвечает мне невинным взглядом и как ни в чем не бывало продолжает:

– Так вот, кстати о театре. В нашей с Джейми жизни намечается дра-ма-тический поворот!

– М-да? Это ты о чем? – интересуется папа, конспиративно подмигивая Си Джею, мол: «Сам знаю, что старшая дочка у меня чокнутая, да и подружка у нее не лучше, что ж тут поделать – только чувство юмора – и спасает!»

Сделав паузу и убедившись, что все навострили уши, Иззи объявляет:

– Мы решили послать работу на фиг и рвануть в Лас-Вегас!

Молчание.

– Послать работу на фиг, – механическим голосом повторяет папа.

– Ну да! – радостно подтверждает Иззи.

– Иззи, у тебя же нет постоянной работы!

– Знаю, но все равно надо сказать агенту, что я уезжаю.

– Джейми! Что все это значит?

Что ему ответить? Я в жизни своей не принимала более безумного решения!

– Ну… помнишься рассказывала, что в «Экспрессе и Эхо» мне предложили написать статью о животных в Лас-Вегасе – цирк, шоу, Зигфрид и Рой, и все такое?

Папа смотрит на меня пустыми глазами.

– Конечно, ты не обязан помнить о самом захватывающем предложении в моей жизни, – вздыхаю я.

– Это было после того, как Джейми написала такую интересную статью о Пейтонском зоопарке. Помнишь, Айвен? – подсказывает мама.

– А-а, помню. И что? Почему из-за этого надо бросать работу?

– Видишь ли, командировка назначена на середину июля. Я попросила у начальницы отпуск, а она отказала. Я пыталась объяснить, как это для меня важно, какой это шанс, но она сказала, что, если я исчезну на неделю в середине лета, меня просто выгонят без выходного пособия.

– А Джейми не стала дожидаться, пока ее попрут с работы, – триумфально заканчивает Иззи, – и уволилась сама. Минут пятнадцать назад.

– Айвен, это ведь и в самом деле прекрасная перспектива… – успокаивает отца мама.

Но его так просто не успокоить.

– Из-за одной статьи! Бросить прекрасную, надежную работу с видами на будущее – из-за одной-единственной паршивой статьи! И на сколько, говоришь, ты едешь – на неделю?

– Н-ну. – я подумала, раз на работу возвращаться не нужно, почему бы не пожить в Лас-Вегасе в свое удовольствие? Например, месяц. Сделаю несколько материалов на разные темы и предложу редакции. Кто знает, может, мне удастся устроиться в журнал на полную ставку?