— Я пробивная девочка.

— Это уж точно, — посмеиваясь, отозвалась я.

Я попрощалась с Дикси до утра, и направилась в «Лавандовый приют». Дом встретил меня мягкой, как вата, тишиной. Я вообще заметила, что в этом доме все было немного иначе. Даже темнота… Есть темнота пугающая, в которой мерещатся странные звуки и тени, есть темнота мягкая, обволакивающая, которая накрывает тебя, сонную, пушистым одеялом. В «Лавандовом приюте» темнота была именно такой — как пушистый черный котенок на мягких лапках.

Я без страха бродила ночью по пустым темным комнатам — даже после того, как узнала, что в этом доме я не одна. К слову о гостях, Кристиан сегодня не появился

— возможно, виной тому отдернутые шторы, сквозь которые лился солнечный свет. Я крутилась у зеркала, примиряя один наряд за другим, потом выбирая украшение.

Остановилась на красном кружевном платье с широкой юбкой и черным поясом и бантом на талии. Вспомнив Селин, добавила к образу короткие перчатки из черного кружева. Распустила волосы, глаза подвела любимыми стрелками, а губы лишь слегка тронула прозрачным блеском.

Когда приготовления были закончены, на Ант-Лейк уже опустился вечер. Я задернула шторы и, повернувшись, увидела Кристиана. Вздрогнула от неожиданности, но тут же улыбнулась, чувствуя, как учащенно забилось сердце.

— Как ты красива…

У меня перехватило дыхание — не сколько от его слов, сколько от его тона и взгляда. Парни говорили мне подобное, и не раз — но только за тем, чтобы затащить в постель. Я не была красавицей — симпатичной, миловидной — да, но не красавицей, — и подобным словам не верила никогда.

Так отчего же ему, Кристиану, я готова была поверить?

— Ты все еще считаешь меня мертвой? — вырвалось у меня. Я закусила губу.

— Нет. — Он приблизился ко мне — полупрозрачный силуэт, едва осязаемый. — Не знаю. Но и я не мертв. Как тогда объяснить то, что происходит в этом доме?

— Бабушка говорила, что «Лавандовый приют» особенный. Что, находясь здесь, она могла видеть другие эпохи, наблюдать за чужими жизнями. Думаю, мы с тобой каким-то образом столкнулись в одной точке пространства. Ты живешь в своей реальности, а я в своей, и только здесь, в «Лавандовом приюте» они… пересекаются.

— Так значит ты — девушка из будущего?

— Наверное так, — я тихо рассмеялась. — А ты — парень из прошлого.

Точнее, молодой мужчина. И ко всему прочему, невероятно привлекательный — настолько, что даже его призрачность не мешала мне это понять. Я вздохнула. И почему в моей жизни все так непросто?

— И если я выйду на улицу, то не смогу тебя увидеть? — задумчиво произнес Кристиан.

— Думаю, нет. Только «Лавандовый приют» связывает нас.

— Жаль.

Я не стала уточнять, отчего, лишь грустно улыбнулась и сказала чуть виновато:

— Мне нужно идти.

Кристиан заглянул в мои глаза — своими, прозрачными.

— Я буду ждать тебя здесь.

Поразительно, как способна окрылить одна простая фраза! Закрывая дверь на замок, я думала о том, что в «Лавандовом приюте» больше никогда не буду одинока. Кристиан… он будет всегда со мной рядом.

Безумие, но следом пришло чувство вины, хотя я упорно убеждала, что винить себя мне совершенно не в чем. Кристиан из другой эпохи, нас разделяют века. У него своя жизнь, у меня — своя, и будущего у нас двоих быть не может. Просто сердце Кристиана разбито его Орхидеей, и ему лишь нужно немного тепла и человеческого общения…

Увидев меня, Чак ошеломленно замер. Засуетился, отодвигая стул. Сел сам и не знал, куда деть руки. Первые несколько минут он заметно нервничал, раз десять сказал, как чудесно я выгляжу — и это звучало искренне. Но потом за беседой ему удалось все же немного расслабиться. Чак рассказал мне о том, что кафе принадлежало его отцу.

— Когда отец умер, у меня опустились руки, — признался он. — Я был слишком молод, еще не успел понять, кто я и чему хочу посвятить свою жизнь. Я не хотел быть владельцем кафе, хотел уехать в Лашвил, учиться. Так и решил — даже нашел того, кто купит у меня кафе за неплохие по тем временам деньги. Клайв Черс — может, ты слышала о нем.

— Да, мы были на открытии его магазина в прошлом… нет, позапрошлом году.

Чак кивнул.

— Этот магазин Клайв хотел построить на месте моего кафе. Полностью разнести там все, сохранив только внешние стены. Я заказал билет в Лешвил, и перед отъездом оставалось лишь подписать необходимые бумаги и получить деньги за продажу кафе.

Я отправила в рот нежную форель в лимонном соусе и медленно прожевала.

— И почему ты передумал его продавать?

— В этом кафе прошло все мое детство и юность. — Чак мечтательно улыбнулся, пребывая во власти воспоминаний. — «Чайка» — все, что осталось у меня от отца. Я понял, что не могу так просто от этого отказаться. Отказал Клайву, вернул билет и начал все сначала. Пришлось проштудировать кучу специализированной литературы, даже записаться на пару семинаров. Несмотря на то, что я вложил в кафе чуть ли не все свои деньги, дела в кафе шли ни шатко, ни валко — мне ведь приходилось вести бизнес совершенно вслепую. Но с годами все постепенно налаживалось.

— У тебя получилось, — искренне улыбнулась я. — «Чайка» — очень уютное кафе, мое любимое в Ант-Лейке.

Чак просиял.

Он действительно оказался замечательным парнем — добрым, смешливым. Когда первое смущение и неловкость прошли, мы общались так, словно были старыми друзьями. Легко шутили и посмеивались друг на другом.

Вот только отчего тогда я подспудно сравнивала Чака с Кристианом, отчего в голове не умолкали его последние слова? И почему, несмотря на то, что у нас двоих не могло быть будущего, я не могла перестать о нем думать?

— Звезды существуют вне времен. Мы превратимся в прах, а они все так же будут сиять…

Мы сидели на чердаке перед огромным окном, сквозь него глядя на усыпанное звездами небо. В моей руке была чашка кофе, в руке Кристиана — бокал вина.

— Знаешь, что самое интересное? — тихо отозвалась я. — Мы оба сейчас смотрим на звезды, но видим разные узоры. — Я вздохнула и сказала с некоторой завистью: — Ты живешь в прекрасную эпоху.

Кристиан чуть пожал плечами.

— Не так уж она и прекрасна.

— Но как же… Кареты, леди из высшего общества, облаченные в платья с корсетами, балы…

— Это все — наносное. То, что прячется в глубине, под этой роскошью и блеском, куда непригляднее. — Кристиан повернул голову ко мне: — А какая она, твоя эпоха?

— Более… откровенная. Во всем. Люди получили свободу самовыражения — можно говорить, что захочется, можно отстаивать свои права. Вот только мне кажется, что мы потеряли что-то… что-то важное. Стали жестче, агрессивнее…