Я рассказала Кристиану о последних изобретениях и буквально наслаждалась потрясением, написанным на его лице. Что и говорить, полтора века — огромный срок. Назначения многого из того, о чем я рассказывала, Кристиан просто не понимал.

— Я до сих пор не могу поверить, что мы существуем в разных эпохах, — задумчиво сказала я.

— Отчего же? Магия повсюду, это лишь одно из ее проявлений.

Я вся подобралась — как кошка, готовящаяся к прыжку. Отставила чашку с кофе и всем телом развернулась к Кристиану.

— Хочешь сказать, ты часто сталкиваешься… с магией?

— Каждый день, — как-то невесело усмехнувшись, ответил он.

— Ого, — пораженно произнесла я. — И… — Замолчала, пытаясь подобрать верные слова. — Какая она, магия?

Кажется, мой вопрос Кристиана удивил.

— Разная.

Я постучала пальцем по подбородку. Сформулировать то, что меня терзало, облечь мысли в слова оказалось вдруг не так-то просто — когда дело коснулось неизведанного. Того, что находилось за пределами моего понимания.

— Ты говорил, что каждый день сталкиваешься с магией. И в чем… это выражается? Как это происходит?

Кристиан, видимо, все-таки понял из моей сбивчивой речи то, что я хотела до него донести. И мне показалось, что по его призрачному лицу скользнуло еле уловимое выражение, чуть исказив красивые черты. Он стал… мрачнее, словно мои слова задели какую-то тонкую струну в его душе.

— Я никогда и никому не говорил об этом… — прошептал он.

— Даже Селин? — не сдержалась я.

— Даже Селин. Но мы… нам никогда не суждено встретиться… по-настоящему, а значит… Наверное, мне даже хочется открыться. Хоть кому-нибудь.

Я чувствовала — и по взгляду, и по голосу Кристиана, что он собирается сказать мне нечто важное… нечто пугающее. Нечто, что изменит мое представление о мире раз и навсегда.

И я была к этому готова.

— Я почти ничего не помню из своего прошлого — лишь обрывочные воспоминания о приюте.

— Ты — сирота? — тихо спросила я.

— Нет. Не знаю. У меня есть сестра, но она мне не родная, хоть мне и упорно утверждают обратное. Я уверен, что те люди, которые воспитывали меня первые годы моей жизни, прежде чем отказаться от меня и отдать меня приемной семье — мои настоящие родители.

— Почему?

— Потому что я — не человек. Не совсем человек.

В горле пересохло. Я неосознанно подалась вперед.

— А кто ты?

— Я — Ангел Смерти.

На несколько секунд тишина в доме стала плотной, осязаемой, похожей на стекло. Мне казалось, что стоит мне произнести хоть слово, и стеклянная тишина треснет, разобьется на мириады мельчайших осколков.

— У меня нет прошлого. Но мое будущее предопределено. Я забираю черные души, души тех, кто недостоин ступать по земле. Я — карающая длань самого Господа Бога.

— Ты… убиваешь?

— Караю, — жестко ответил Кристиан. Скулы сведены, черты призрачного лица будто даже стали резче. — Убийц и насильников. Тех, чьи руки запятнаны чужой кровью. Я забираю их души и отправляю их в Пустыню Снов.

-Я… Мне надо… — Я резко вскочила, опрокинув чашку. Кофе разлилось, и доски жадно впитали его в себя, словно принимая мое подношение. — …обдумать. Мне надо побыть одной.

— Розали!

Я торопливо спустилась с чердака, сбежала по лестнице на первый этаж. Схватила куртку — ночами в Ант-Лейке было прохладно. Я выбежала из дома, разрывая связь, зная, что здесь, вне стен «Лавандового приюта», Кристиану до меня не добраться.

Я доверяла ему, я таяла от его пристального взгляда, от того, как нежно он произносил мое имя. Я была благодарна судьбе за такой противоречивый подарок

— за то, что наши с Кристианом пути однажды пересеклись. Здесь, в «Лавандовом приюте».

И все это время я ждала каждой новой встречи… с убийцей. Карающей дланью. Ангелом Смерти. Неважно, как он сам себя называл или как называли его другие. Неважно, что он считал, что восстанавливает справедливость. Но на его руках тоже была чужая кровь.

И я не знала, смогу ли с этим знанием смириться.

— Кристиан, я так рада тебя видеть! — Моя дражайшая сестра, виконтесса Фелиция Арей, в девичестве Валентрис, поцеловала меня в щеку.

Скинула пелерину и перчатки на руки Эйзерваля и грациозно прошествовала в гостиную. Глядя на ее идеально прямую спину, я невольно задался вопросом — а было ли хоть что-то, что Фелиция делала не грациозно?

Она была невозможно, ангельски красива. Тонкий аристократичный нос, вылепленные скулы, четкие очертания пухлых губ. Все в ней казалось совершенным — не было ни одной лишней, неуместной детали, ни одного изъяна. Смотреть на Фелицию было немного больно — наверное, из-за таких красивых женщин и рождаются легенды о том, что на истинное обличье ангелов нельзя смотреть. Ее волосы, пепельно-русые, струились по плечам, падая на лиф платья из белого атласа, отделанного тончайшей паутиной кружев. На макушке — аккуратная шляпка с кокетливым пером.

Я всегда знал, что Фелиция мне не сестра. Знал, что родители — Дэйн и Амалия Валентрис — мои приемные родители, хотя до самого конца — то есть до моего побега из дома, да и после возвращения в Ант-Лейк, — они так в этом и не признались.

Однако доказательства были мне не нужны. Достаточно было взглянуть на нас с Фелицией, чтобы понять, что мы совершенно не похожи. Нас разделял всего лишь год — она была младше, но… Взять хотя бы глаза: ее были мшисто-зелеными, мои

— серо-стальные, странные, кажущиеся почти потусторонними. Вряд ли роль в этом сыграла матушка-природа, скорее дело было в моей ипостаси Ангела Смерти. Казалось, будто Господь, создавая меня, своего личного карателя, и придавая мне человеческие черты, допустил небольшой изъян. И мои глаза выдавали таящуюся во мне сверхъестественную, потустороннюю сущность.

Я был совершенно не похож на обоих родителей, горячо утверждавших, что они мне родные. Фелиция же пошла в мать, Амалию Валентрис — овалом лица и разрезом глаз, но все же она была одной из тех, кого принято называть гадким утенком, выросшим в прекрасного лебедя. Повзрослев, она расцвела и, казалось, год от года становилась все прекраснее. Сейчас, в свои двадцать восемь она была воплощением женственности и красоты.

Но знание, что друг другу мы не брат и сестра, подкреплялось не только внешней несхожестью. Фелиция была истинной дочерью своих родителей — тихая, примерная, спокойная. С самого детства она постоянно давала отцу и матери новый повод для радости: прекрасно музицировала, прекрасно танцевала. Ей давалось легко и рисование, и наука. Но вместе с тем она была… обычной, если так дозволено сказать. Обычными были и мои родители — хорошие фермеры, удачливые дельцы.