Леонид улыбнулся и в тон ей ответил:

— Я было подумал, что ко мне снизошел сам ангел.

— Ха-ха, — рассмеялась Антонина, смыла мыльную пену с его волос и предложила: — Приподнимитесь, я потру вам спину.

— Я сам. Сам, — пытался возразить Леонид.

— Да, ее скребком не отскребешь, а вы сам, — ворчливо заметила Антонина и предложила: — Может, перейдем на ты.

— После такой бани вам уже надо переходить не на ты, а отправляться в ЗАГС, — пошутила «Кнопка».

— А что, может, и пойдем, вот только война закончится, — с вызовом заявила Антонина.

— Ну вы даете, девчата! Без меня меня женили! — протест Леонида потонул в дружном хоре голосов.

— Горько! Горько! Громче всех кричала «Кнопка». Ее глаза азартно блестели, рой задорных веснушек плясал на щеках. Антонина зарделась, а Леонид с головой погрузился в воду. Война — это тоже жизнь, в ней от трагического до комического — всего один шаг.

«…Фронтовой быт на позициях был очень тяжелый. Часто шли дожди. Никаких землянок не было. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами были лишены возможности поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей…

Потом бросаешь этот катышек из окопа в сторону немцев…»[15].

Так, совсем не при героических обстоятельствах состоялись встреча и знакомство Леонида Георгиевича Иванова и Антонины Григорьевны Хрипливой (Буяновской). Дальше они вместе прошли два с лишним года по фронтовым дорогам Великой Отечественной войны.

2 января 1944 году волею своих начальников они были разлучены. Приказом начальника ГУКР Смерш НКО капитан Иванов был направлен для прохождения дальнейшей службы в отдел Смерша 5-й Ударной армии. Антонина Григорьевна до конца войны продолжала службу в качестве контролера пункта ПК, а потом — секретаря отдела контрразведки Смерш 51-й армии.

Спустя 59 лет, летом 2003 года, они встретились в Москве. Произошло это трогательно, с присущими для Леонида Георгиевича благородством и изысканностью. Годы не изменили его, в душе он по-прежнему оставался настоящим рыцарем. Среди московской суеты выделялся высокий, по-военному подтянутый мужчина, со строгим выражением лица.

«…на троллейбусной остановке сидел дедушка в соломенной шляпе с огромным букетом желтых хризантем в руках. Я подошла к нему, встала и стою. Он смотрел, смотрел на меня и его первые слова:

«А ты знаешь, я бы тебя узнал в толпе».

Присутствующие на остановке не могли понять, что два пожилых человека стоят, обнявшись, и смеются, и плачут. Так, обнявшись, мы пошли к нему»[16].

Глава 3

Ад в раю

Наступивший ноябрь 1941 года с его проливными дождями и распутицей нисколько не облегчил положения советских войск в Крыму. Ненастная погода не стала препятствием для боевой техники 1 1-й армии Манштейна и румынского горного корпуса. Их бронированные кулаки: танки, самоходные орудия и бронетранспортеры орудийно-пулеметным огнем и гусеницами, сминая оборонительные заслоны 51-й Отдельной и Отдельной Приморской армий, упорно пробивались к побережью Черного моря.

3 ноября вражеские орудия уже прямой наводкой били по спешно возводившимся оборонительным укреплениям Севастополя. Авиация люфтваффе постоянно висела в воздухе и затрудняла снабжение севастопольского гарнизона морским путем. Гитлеровские генералы без бинокля могли видеть окраины города. Это придало Манштейну, его штабу уверенности в успехе операции по захвату Севастополя, и они предприняли попытку с ходу овладеть черноморской твердыней.

7 ноября группировка танков 1 1-й армии при поддержке пехоты прорвалась к поселку Дуванкой. Казалось, путь к Севастополю открыт, но на ее пути встали бойцы морской пехоты 18-го батальона. В течение нескольких часов они держали оборону, в живых осталось всего пятеро, отважные моряки не сдались и продолжали стоять насмерть. Закончились боеприпасы, и тогда политрук Николай Фильченко, обвязавшись гранатам, бросился под головной танк. Вслед за ним матросы Юрий Паршин и Даниил Одинцов повторили его подвиг. В том бою морские пехотинцы подбили десять танков противника, ни на шаг не отступили с рубежа и держали оборону до подхода основных сил. В тот и последующие десять дней немецко-румынские части с трех направлений пытались взломать советскую оборону, но сумели продвинуться всего на один-полтора километра, началась 8-месячная героическая эпопея защиты Севастополя.

Более драматично складывалась обстановка на Керченском направлении. 51-я армия, в командование войсками которой с 30 октября вступил генерал-лейтенант Павел Батов, подвергаясь непрерывным атакам противника на земле и с воздуха, с тяжелыми боями отходила к Керчи и Феодосии.

4 ноября приказом командующего войсками Крыма был создан Керченский оборонительный район. В его состав вошли уцелевшие части 51-й армии и Керченская военно-морская база. Это было запоздалое решение, и оно не могло остановить надвигающейся катастрофы. Новому командованию не хватало оперативности в принятии решений, четкой координации между подчиненными частями при отражении ударов противника. При численном превосходстве в авиации и артиллерии они крайне неэффективно использовались против мобильных бронетанковых групп противника.

Спасая положение, Ставка ВГК направила в Керчь своего уполномоченного маршала Григория Кулика, что только усугубило положение советских войск. По мнению его современника, будущего главного маршала артиллерии Николая Воронова, Кулик был человеком «…мало организованном, много мнившем о себе, считавшем все свои действия непогрешимыми. Часто было трудно понять, чего он хочет, чего добивается. Лучшим методом своей работы он считал держать в страхе подчиненных. Любимым его изречением при постановке задач и указаний было: «Тюрьма или ордена». С утра он обычно вызывал к себе множество исполнителей, очень туманно ставил задачи и, угрожающе спросив: «Понятно?», приказывал покинуть кабинет. Все получавшие задания обычно являлись ко мне и просили разъяснений и указаний…»

Близкие к этим давал оценки и Леонид Георгиевич. Он писал:

«…жестким высокомерным поведением он (Кулик. — Прим. авт.) вызывал, мягко говоря, неприятие большинства командиров. Ситуация на фронте была критической, Г. Кулик своих промахов понять не мог да и не хотел… В нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования крымских войск»[17].

Как