— Никто не застрахован. — ответил Пашка. — Выкарабкаешься.

Он вызвал такси, помог одеться и проводил на улицу.

— Ты спас меня? — Лера заигрывала. В то время он вообще заигрывала со всеми.

— Можно сказать и так.

— Тогда приезжай вечером. Получишь награду!

Пашка ухмылялся добродушно — так ухмыляются, наблюдая за ребенком, который пытается влезть в туфли своей мамы, изображая взрослого.

— Спаси меня еще раз, — фыркнула Лера, проваливаясь в тесный салон автомобиля.

Последнее, что она помнила из того дня — вкус крови на губах, от которого очень хотелось избавиться.

Пашке казалось, что он угодил в какой-то дешевый американский боевик. Хотелось верить, что в этом боевике ему отведена роль брутального главного героя, но на самом деле он вряд ли годился даже на второстепенного персонажа. Скорее какой-нибудь актер третьего плана, фрик, появляющийся в кадре, чтобы вызвать смех.

В затасканной армейской форме, с сальными давно не мытыми волосами, небритый, с темными и рыхлыми мешками под глазами — идеальный образ персонажа, веселящего публику.

Актер третьего плана, чтоб его, всю ночь плохо спал, ворочался, боролся с навязчивыми мыслями, крутившимися в голове. Мыслей было много, мысли были беспокойные.

Накануне Пашка примчался в Лере и сразу понял — ничего не закончилось. «Приход» продолжался. Лера сидела в коридоре, потрошила пачку жевательной резинки: вытаскивала подушечки, с хрустом разламывала и дробила ногтями. Знакомая сцена, ностальгическая. На полу — белые крошки. На Лериных щеках — следы от растекшейся туши. Она успела накрасится, куда-то собиралась.

— Один сидит на детской площадке, с фотоаппаратом, — сбивчиво шептала Лера, неожиданно сильно вцепившись Пашке в ворот. — Второй приходил снова, стучал в дверь. Я не открывала и не отзывалась. Еще мне звонили. Много раз. Я не брала трубку. Неизвестные номера. Что делать? Где снова спрятаться?

На детской площадке гуляли малыши. Две хмурые мамы на лавочке пялились в телефоны. Вряд ли они поджидали Леру. Никаких санитаров не наблюдалось.

Пашка отвел Леру в ванную, умыл, потом провел на кухню и напоил чаем. Проверил её телефон, начитал девять пропущенных. Достал планшет и быстро нагуглил в интернете новость, появившуюся ещё ночью: бывшая порноактриса, дочь богатого бизнесмена, пыталась покончить жизнь самоубийством. Вскрыла вены в ванной. Вовремя подоспевшие спасатели отправили её в больницу.

История, растиражированная по мелким новостным лентам и пабликам, подкреплялась двумя фотографиями. На одной Лера, закутанная в махровый зелёный халат, с влажными волосами, закрывающими половину лица, сидела на табуретке в кухне и бездумно смотрела на камеру. Зрачки её были красными от фотовспышки. На второй фотографии Леру, в том же халате, выносили из ванной. Нёс Леру он сам: худее на десяток килограммов, свежее, с густой бородкой, в которой еще не было откровенной седины. Обеим фотографиям было лет семь. Лера пыталась покончить с собой в две тысячи десятом, после смерти дочери.

Неизвестные деятели не поленились и запустили в сеть старую историю, выдав её за свежую. Наделали шума. Привлекли к Лере внимание (наверняка зная, как тяжело ей дается общение с посторонними людьми). Да еще и какая история! Попытка самоубийства! Блогеры и хейтеры такое любят, особенно сейчас. Её отца тоже зацепило по касательной. Значит, скоро родственники набегут с расспросами, не избежать.

Ни один новостной канал не удосужился проверить информацию. Никто не заподозрил фэйк. Главное, сыграть на ярком заголовке и фотографиях.

— Меня снова отправят лечиться? — тихо спросила Лера.

— Нет. Ничего страшного. Обсосут косточки и к вечеру уже не вспомнят. Времена изменились. — Пашка показал Лере планшет и усмехнулся. — Кто-то устроил тебе пышное возвращение в новостные ленты. Какой-нибудь горячий поклонник. Никак не успокоится. Лайки собирает или что-нибудь в таком духе.

— Ага. Смешно. Только мы оба знаем, кто это, да?

— Ната?

— Она мне мстит, — сказала Лера. Утверждение, завязшее в зубах. — Это понятно. Делает мелкие гадости, чтобы вывести из себя. Потому что знает, что я неустойчивая. Слишком много обо мне знает. Хочет добить и растоптать. Она всегда так делает.

Пашка снова усмехнулся, но не так уверенно, как хотел. Потому что Лера, по сути, была права. Кому еще понадобилось бы запускать подобную новость в сеть? В мире полно спившихся звезд, скандальных певиц, извращенцев-актеров о которых можно написывать, лишь бы рука не устала. Лера была из другой обоймы.

— Даже если это правда, не бери в голову. Справишься. Взрослая уже. А ей скоро надоест. Жизнь не стоит на месте.

— А если не надоест? Это же Ната. Моя целеустремленная идеальная сестрица. Однажды у неё что-то не заладилось с экзаменом по английскому языку в университете? Сколько раз она его пересдавала чтобы получить пятерку? Семь!

— Семь, — эхом повторил Пашка. — Неплохая целеустремленность.

— А ещё в две тысячи восьмом я поехала на её день рождения. Папа предложил всем пострелять. Ната взяла пистолет и несколько раз выстрелила и промахнулась. Всё в молоко. Все парни бегали вокруг неё и учили правильно держать оружие, вытягивать руку, занимать нужную стойку. Она стреляла до тех пор, пока не стала попадать близко к «яблочку». Или как там называется? Два часа стреляла. А мы все ушли в дом. Нам надоело. Одной Нате не надоело. Она добивалась того, чего хотела. Так почему бы ей сейчас останавливаться? Она решила свести меня с ума, вернуть обратно в клинику.

— Не уверен, что всё так серьезно, но…

Лера торопливо взяла Пашкину ладонь в свои ладони. Ногти, заметил Пашка, обгрызены или поломаны — как тогда, много лет назад. Разве что крови не хватало.

— Поговори с ней, пожалуйста, — попросила Лера. — Я не могу, у меня сил не хватит.

— О чём поговорить?

— О моей ошибке. О том, что случилось. Я признаюсь, что виновата. Мне нет прощения, глупость совершила несусветную. Любовница вшивая, счастья для себя захотела. Кто я такая, чтобы уводить мужа у сестры? Всё признаю, всё понимаю. Пусть остановится. Я готова пройти курс реабилитации, уехать из города, что угодно, пусть только остановится! Мне не вынести второй раз.

— Ты очень сильно преувеличиваешь. Как в тот раз, когда искусала чувака на съемках. Могла бы просто уйти. Вряд ли бы Толик тебя удерживал насильно.

— Возможно. Я, наверное, схожу с ума. Мне надо к врачу, а я боюсь выйти из дома. Вот если ты поговоришь, станет лучше. Всем сразу станет лучше. Поговоришь? Пообещаешь?

— Я даже её не знаю толком…

— Когда тебя это останавливало! Ты же тот самый Пашка, который вечно общается с милыми дамами и влезает в приключения.

— Давно это было, знаешь. Я уже староват для приключений.