Ах, какое это будет чудесное путешествие! Любимый человек всю дорогу будет со мной в карете, а наш дурень Буби (так прозвал его мистер Вильямс) поскачет верхом!

— И раз мы с вами скоро увидимся, обо всем остальном расскажу при встрече. Ой, чуть не забыла одну очень важную вещь. В моем положении не годится иметь такую мать, как вы, поэтому встречаться мы будем только приватно, и если вы обязуетесь не заявлять никаких прав на меня и ни с кем меня не обсуждать, то я вас щедро награжу. Такие меры присоветовал мне пастор Вильямс, он считает, что вам довольно будет двадцати фунтов и места в свечной лавочке. Но помните, все мои милости будут зависеть от вашего молчания, ибо я намерена скрывать от всех свое родство с вами, а если вы скажете кому-либо, что я ваша дочь, я буду изо всех сил это отрицать. Пастор Вильямс говорит, что я, замужняя женщина, могу так поступить со спокойной совестью. Засим остаюсь

Ваша покорная слуга, Шамела.

P. S. Моему Буби пришла самая странная фантазия, какую только можно вообразить: он хочет, чтобы о нас с ним написали книгу! Он обратился с таким предложением к мистеру Вильямсу, пообещав вознаградить его за труды. Мистер Вильямс ответил, что никогда ничего такого не писал, но обещает, когда мы приедем в город, свести моего мужа с одним священником, который оказывает людям подобные услуги; он и меня, и моего мужа, и пастора Вильямса сумеет превратить в великих людей, ибо этот джентльмен поднаторел в искусстве черное представлять белым. Только, добавил он, придется имя мое изменить и сделать меня Памелой, поскольку первый слог моего настоящего имени слишком уж смешно звучит. Право, не знаю, что сказать, ответила я, и шепотом добавила пастору Вильямсу: я ведь не хочу, чтобы другие узнали мои тайны.

— Об этом, — отвечал он, — можешь не беспокоиться: тот джентльмен, что составляет жизнеописания, не спрашивает у клиентов ни о чем, кроме их имен, — все остальное он сам придумывает. Так что ты, дитя мое, заблуждаешься, если полагаешь, что в такого рода книге что-то может открыться. Напротив, если бы не знакомые имена, ты никогда бы не догадалась, что читаешь свою собственную историю. Мне довелось читать сочинение его пера, в котором главный герой, случись ему восстать из мертвых, ни за что бы не узнал самого себя — разве только по заглавию, где называлось его имя[41].

Чудно это все, но я не могу удержаться от смеха при мысли, что увижу себя в печатной книге.

Вот подлинная история миссис Шамелы, или Памелы, в точных списках, которые я взял на себя труд сделать с подлинников. Документы эти были присланы мне ее матерью, разгневанною предложением дочери в последнем письме. Сами оригиналы также у меня на руках, могу выслать их вам, если вы сочтете нужным сделать их публичным достоянием, — и не сомневаюсь, они принесут немалую пользу. Характер Шамелы предупредит молодых джентльменов о том, каким роковым шагом и для них самих, и для их семей оборачиваются поспешные и неправильные браки; из этого повествования они увидят, что все надежды на счастье в подобном союзе тщетны и обманчивы и что все надежные и прочные удобства жизни приносятся в таком браке в жертву преходящему удовлетворению страсти, которая, как бы она ни была горяча, скоро остывает — и остыв, не оставляет по себе ничего, кроме раскаяния.

Что прискорбнее презрения всего света, а этим все кончится, презрения от самого предмета своей страсти, а это весьма возможно, пример тому Шамела, и, наконец, размышляя о последствиях столь дурного И недостойного выбора, неизбежное презрение к самому себе?

Что до характера пастора Вильямса, как ни грустно признать, он сама подлинность. Тем, кто с ним незнаком, разумеется, трудно в это поверить; но дурной член может навлечь скандал на все сообщество в одном случае: если оно считает нужным его покрывать и защищать. В нем видите вы изображение почти всех пороков, написанное самыми тошнотворными и омерзительными красками, и если какой-нибудь священник спросит меня, кого ему взять за образец, я отвечу: будьте во всем противоположны Вильямсу. Так что образ этот может послужить на пользу и самому духовенству, ибо, хотя Боже сохрани, чтобы среди нас было много Вильямсов, как честные люди мы с вами не можем делать вид, что наше сословие не нуждается в исправлении.

По правде говоря, не могу придумать сказанному лучшего подтверждения, чем то, что я обнаружил в вашем письме. Все духовенство, словно сговорившись, восхваляет книгу, полную самой смехотворной чепухи, да еще и находит в себе столько слабости и испорченности, чтобы придавать ей некое религиозное значение, хотя очевидно, что книжонка эта далека от нравственности и отнюдь не невинна. Судите сами:

Во-первых, в ней много соблазнительных картин, в высшей степени неподходящих для юношества обоих полов.

Во-вторых, молодые джентльмены научаются, что жениться на горничных своих матушек и предаваться плотским страстям за счет разума и здравого смысла есть дело благочестивое, добродетельное и достойное, и ведет прямой дорогой к счастию.

В-третьих, горничных она поощряет бегать за своими хозяевами, учит использовать для этой цели различные уловки и, наконец, изображает в самом благоприятном свете непочтительность к вышестоящим и разглашение семейных тайн.

В-четвертых, в образе миссис Джукс вознаграждается порок, из чего всякая экономка может научиться тому, как выгодно сводничать и поставлять своему хозяину девиц.

В-пятых, в пасторе Вильямсе, представленном безупречным героем, мы видим пронырливого малого, сующего нос в частные дела своего покровителя, которого он, презрев благодарность, изобличает и осуждает по любому поводу.

Будь у меня время и желание, я бы сделал к этой книге еще больше замечаний, но думаю, и сказанного достаточно, чтобы убедить вас в том, какая польза может произойти из опубликования противоядия к этой отраве. Вот почему я послал вам списки с этих писем. Если у вас будет досуг передать их в печать, могу отправить вам и оригиналы; впрочем, заверяю вас, списки совершенно точны.

Добавлю лишь, что в документах я не нашел никаких оснований для того, что рассказано в книге о леди Дейверс (и любой иной леди); все это следует целиком отнести к фантазии биографа. Особливо справившись о леди Дейверс, я не нашел никаких следов ни отношений мистера Буби с этой особой, ни самого ее существования[42]. Засим остаюсь С величайшим почтением и уважением Вашим, дорогой сэр, Покорнейшим слугой, Дж. Оливер.

Пастор Тиклтекст — пастору Оливеру

Дорогой сэр!

Я прочел от начала до конца историю Шамелы, какой она предстает в любезно присланных вами списках с подлинных писем, и теперь жестоко стыжусь того поспешного и необдуманного мнения, которое прежде составил об той книге. Негодую равно и на саму наглую дрянь, и на автора ее Жизни, и хотя заблуждение было всеобщим и число обманувшихся спасает меня от позора, ведь зачем-то был дан мне разум.