я вспомнила про Надю Егорову.

Наденька Егорова, всеобщая любимица нашего отряда, училась в элитной английской школе и учила нас английским словам и фразам, а еще у нее был особенный талант: она практически наизусть знала все рассказы Конан Дойла про Шерлока Холмса. Иногда перед сном она пересказывала их нам так хорошо и подробно, без труда произнося все сложные имена героев, что казалось, будто она читает по книге.

— Наденька, может, ты расскажешь нам «Собаку Баскервилей»?

— Хорошо. А вы готовы слушать? Это длинный рассказ.

— Конечно, готовы!

— Расскажи, пожалуйста!

— Давай, это так интересно! — донеслись голоса девочек из разных концов палаты.

Надя негромко, но выразительно продекламировала весь рассказ. Время тихого часа пролетело незаметно и уже почти заканчивалось, как вдруг в нашу палату заглянул Серега Смирнов. Сережа был высоким упитанным парнем, и его фамилия совсем не соответствовала его характеру. Он был веселым, немного нагловатым и среди других мальчишек пользовался авторитетом.

— Ну что, девчонки, на полдник идем? Ужас как есть хочется!

— А ты что, Серега, похудеть боишься? — усмехнулась Оля Исакова.

— Он боится, что если не поест, то никогда не отыграется в баскетбол у девочек, — съязвила Ира Богатырева.

— Вы, мальчишки, как хотите, но мы за булку с повидлом продаваться не намерены, — сказала я решительно. — Тамарочка так и не поняла, что была не права, — не время еще сдаваться.

— Ну если вы такие слабаки, идите жуйте свои плюшки. И перед Тамарочкой не забудьте извиниться за плохое поведение, — продолжила Оля.

— Пойду поговорю с пацанами, — уныло ответил Серега и скрылся за дверью.

Минут через пять он вернулся и сообщил, что все парни согласились на полдник не ходить.

Мальчишек мы уговорили, но у нескольких девочек стал понемногу пропадать боевой настрой.

— На полдник, наверное, ватрушки будут. Вкусные, как обычно. Я бы сейчас съела ватрушечку, — грустно сказала полненькая Наташа.

— А я бы и от корочки хлеба не отказалась, — поддержала ее соседка по кровати Людочка.

— Девчонки, а где ваша гордость и самолюбие? Мы не можем вот так просто отступить от своего решения, потерпите еще немного, — сказала я решительно.

За десять минут до начала полдника к нам опять пришла Тамара, бледная, не такая уверенная в себе, как обычно.

— Девочки, вставайте, надо идти на полдник, — сказала она натянутым голосом, изо всех сил пытаясь говорить мягко.

Мы ответили ей молчанием.

— Да что же вы за дети такие? Как еще с вами разговаривать? Вы должны слушать, что вам старшие говорят! — Голос ее опять противно заскрипел.

Мы не отреагировали.

— Кто из вас зачинщик? Завтра позвоню родителям, пусть они с вами разбираются! — уже почти кричала Тамарочка. — Нет больше моих сил вас уговаривать! — закончила она свой монолог и вышла.

Такой же результат получился при попытке переговоров с мальчиками.

После ухода Тамарочки новая волна обиды и возмущения придала нам сил на продолжение бойкота.

Потом заходила Света, тоже пыталась нас уговорить пойти в столовку, напомнила, что после полдника у нас должна быть репетиция к конкурсу отрядной песни, но мы не стали ей отвечать.

Лежать нам надоело, мы уселись кучкой на несколько кроватей, обсуждая события дня. Вспомнили нашу потрясающую победу в баскетбольном турнире, посмеялись над тем, с каким унылым видом уходили со стадиона проигравшие команды, поговорили про Тамарочку… Но как-то невольно все темы постепенно свелись к разговорам о еде. Девчонки начали вспоминать любимые бабушкины блинчики и пирожки. Чувство голода постепенно обострялось. Идея не ходить на ужин многим уже перестала нравиться.

— А у меня в тумбочке со вчерашнего ужина хлеб остался, я взяла его на всякий случай! — вдруг радостно воскликнула какая-то из девочек.

— А у меня немного печенья есть.

— А у меня ириски.

Все, у кого были заначки, вытащили их из своих тумбочек и небольшой кучкой сложили на одну из кроватей.

— Давайте разделим на тех, кто совсем не может терпеть. Я пока могу, — сказала я уверенно, хотя у самой тоже начинало сосать под ложечкой.

Добычу разделили и раздали особо страждущим. Все понемногу успокоились, стали рассказывать веселые истории, петь песни. Но время текло удивительно медленно.

В дверь опять заглянул Сережка.

— Ну что, как вы тут? Пацаны уже не хотят бастовать, на ужин собираются. А вы?

— Слабаки! Девочки терпят, а вы не можете! — ответила я иронично.

— Бабы вообще народ терпеливый, а мы жрать хотим! — парировал Серега.

— Ну и катись отсюда колбаской! — ответили хором Иры.

Сережа ушел, и я почувствовала, что скорее всего не смогу уговорить народ на дальнейшую забастовку, но виду не показала. Сдаваться просто так не хотелось: гордость не позволяла, но как мне было их всех удержать? Они такие разные, не все так остро восприняли ситуацию.

Если все пойдут на ужин, что мне тогда делать? Одной продолжать голодовку? Тогда это будет воспринято как неадекватное поведение. Наша сила в том, что мы вместе, но смогу ли я всех удержать, думала я, чувствуя, что неправильно вот так просто сдаться, пока Тамарочка не поняла, что обидела нас.

За полчаса перед ужином снова пришла Тамарочка и усталым голосом попросила нас всем отрядом собраться на террасе.

Мы вышли: очень хотелось подышать свежим воздухом и немного размять затекшие от долгого лежания и сидения конечности.

— Ребята, я должна вам сказать, что была не совсем права, погорячилась, — слегка дрожащим голосом проговорила она. Было видно, как трудно давались ей эти слова. — С завтрашнего дня первому и второму отряду разрешается ходить в столовую без построения и речовок. Шуметь и врываться в зал как сумасшедшие, конечно, не надо, а следует спокойно зайти и занять свои места. А сейчас я прошу вас всех пойти на ужин и забыть случившийся инцидент. Надеюсь, что вы люди достаточно взрослые и не будете упрямиться, — закончила она свою речь.

Мы были растерянны, но в глубине души ликовали. Я радовалась, наверное, больше всех, потому что все мои сомнения по поводу продолжения забастовки разрешились сами собой. Мы выиграли этот бой!

Все действительно сильно проголодались и были рады такому исходу событий.

— Хорошо, Тамара Николаевна, мы придем, — нарочито сдержанно ответили мы, как будто делая ей одолжение.

На ужин мы пошли с гордо поднятыми головами, ребята из других отрядов смотрели на нас как на героев.

Кроме причитающейся нам творожной запеканки и рисовой каши, нам дали еще по котлете, оставшейся с обеда, и по ватрушке с повидлом с полдника.

Мы со зверским аппетитом смели все без остатка.

Со следующего дня наша лагерная жизнь пошла своим чередом — с утренними линейками, конкурсами