Не знаю, как мне удалось подавить рвущийся из груди крик.

Ощущая, как все внутри стынет от ужаса, а по телу прокатывается крупная дрожь, я резко обернулась.

Позади меня никого не оказалось.

Взяв себя в руки, глубоко вдохнула и, медленно повернувшись обратно, вновь посмотрела в зеркало, где теперь отражалась только я сама – испуганная и еще более бледная.

Подхватив валяющийся на полу рюкзак, я стремительно вышла из туалета и, привалившись спиной к стене, помассировала гудящие виски.

Что со мной происходит? Сначала та галлюцинация в бассейне, теперь в зеркале… еще и эта ненормальная жажда. Неужели я и впрямь больна? Или, что еще хуже, схожу с ума?

На выходе из школы меня нагнал Данила.

– Фух, успел! – обрадовался он. – А я думал, ты уже ушла. Ходила в медпункт?

Я отрицательно качнула головой.

– Ты какая-то бледная, – заметил он. – Подвезти тебя до дома?

– Не стоит, – не колеблясь, отказалась я. – Лучше возвращайся на урок. И, Данил… не знаю, что происходит между вами с Алисой, но ты ей явно небезразличен. Поэтому не нужно…

– Не нужно что? – не дослушав, резко перебил он и, неожиданно приблизившись ко мне практически вплотную, посмотрел в глаза. – Меня давно не интересует ни Алиса, ни ее чувства. Слушай, я сам никогда не верил, что можно увлечься девушкой всего за несколько дней. Но скажу прямо – ты понравилась мне с первого взгляда. Чертовски понравилась.

Я вздохнула – ну вот, опять. Такие признания меня уже давно не удивляли.

– Давай поговорим об этом позже, – попросила, понимая, что пытаться переубеждать его бессмысленно. – Я и правда чувствую себя не очень.

Он еще порывался меня подвезти, но мне удалось откреститься хотя бы от этого.

Дело было даже не в самом Даниле. Несмотря на излишнюю самоуверенность, он казался неплохим парнем и в целом был мне симпатичен. Просто слишком часто я сталкивалась с таким к себе отношением. С мгновенно возникающей симпатией, постепенно перерастающей в навязчивое преследование, а потом переходящей практически в ненависть. Этот круг повторялся из раза в раз. Со всеми. И я больше не хотела быть его частью.

Выйдя на крыльцо, я поежилась от холодного ветра, перемешенного с мелкой моросью. Погода отличалась завидным постоянством и, несмотря на обеденное время, казалось, что наступил вечер. Сейчас серость не раздражала, отлично вплетаясь в канву моего далеко не солнечного настроения.

Школьный двор я пересекала неспешно, подставляя лицо холодной дождевой пыли. Обогнула обновленный корпус, прошла вдоль спортивной площадки и, оказавшись у парковки, замедлила шаг.

На одном из парковочных, предназначенных для велосипедов мест, стоял знакомый мотоцикл. И подходящий к нему парень теперь уже тоже был знакомым. Егор явно меня заметил, но не подал вида. Я тоже собиралась пройти мимо – в конце концов, у меня и без него хватало причин для волнения. Но почему-то вместо того, чтобы идти к школьным воротам, я направилась к нему.

Не дав себе времени задуматься над своими действиями, приблизилась к нему и сходу обронила:

– Ты останавливался у моего дома позапрошлой ночью?

Егор меня проигнорировал. Словно нарочно не замечая моего присутствия, убрал у байка подножку и взялся за руль.

– Я вообще-то с тобой говорю, – события последнего получаса вылились в невольное раздражение.

Прошло еще несколько долгих мгновений, прежде чем Егор посмотрел на меня в упор и ровно ответил:

– Останавливался.

– Зачем?

– Я обязан отчитываться? – он выразительно изогнул бровь. – Или нам, простым смертным, запрещено находиться рядом с территорией… элитников? Кажется, так вы себя называете?

Мне тоже не приходилось по душе отношение одноклассников к жителям старого поселка. Я не разделяла нас на «элитников» и «деревенских», не считала себя лучше других. Но тон, каким со мной разговаривал Егор, усилил раздражение, которое я постаралась подавить.

– Я себя так не называю, – ответила, сдерживая эмоции.

Будто снова забыв о моем присутствии, Егор не посчитал нужным ответить. Отвернувшись, сел на мотоцикл и завел мотор.

Я никогда не навязывала свое общество тем, кто не был расположен со мной разговаривать. Не собиралась делать этого и сейчас, хотя моя эмоциональная сторона продолжить разговор хотела неимоверно. И высказать все, что думаю, хотелось тоже. Но рационализм, как всегда, одержал верх. Я понимала, что в первую очередь злюсь не на этого парня, а на события последних дней, выбивших меня из колеи.

Больше не медля, я обогнула байк, не глядя при этом на его владельца, и направилась к воротам. Но не сделала и пары шагов, как пошатнулась от внезапно накатившего головокружения и онемения в ногах.

Да что же это такое…

– Садись, – неожиданно произнес поравнявшийся со мной Егор. – Подвезу.

Гордость бунтовала против принятия его помощи, но все тот же рационализм и здравый смысл быстро ее заглушили. Совсем недолго поколебавшись, я осторожно села на байк, одновременно подумав, что уж лучше бы согласилась ехать с Данилой.

– Держись крепче, – добавил Егор, вслед за чем мы сорвались с места.

Инстинктивно обхватив его за пояс, я ощутила холод кожаной куртки и усилившийся запах можжевельника. Хвойно-древесные ноты щекотали обоняние, вызывая странное волнение. Стоило выглянуть из-за плеча мотоциклиста, как в лицо ударял сильный ветер, но, прячась за широкой спиной, я его не ощущала.

Мелькающие по обеим сторонам дороги коттеджи и деревья сливались воедино, размывались, словно от сильного дождя. Дорога была ровной, но все-таки байк иногда подбрасывало, вынуждая меня обнимать Егора еще сильнее.

Болезненное головокружение отступило так же быстро, как пришло, и сейчас голова слегка кружилась разве что только от высокой скорости. До моего дома мы домчались в считанные минуты. Когда я спешивалась, глубоко внутри появилось легкое разочарование– эта короткая поездка мне внезапно понравилась… глупость какая!

– Спасибо, – поблагодарила я несколькими мгновениями позже.

Егор молчал, и показалось, что он снова меня проигнорирует.

Тем неожиданнее стали его следующие слова:

– Чтобы посмотреть на тебя.

– Что? – не поняла я.

– Ночью я останавливался у твоего дома, – неотрывно глядя мне в глаза, произнес он. – Чтобы посмотреть на тебя.

Не дав мне ни отреагировать на такое признание, ни хоть как-то его осмыслить, Егор уехал. Вот так просто и уже привычно сорвался с места и вновь предоставил мне растерянно смотреть в его стремительно удаляющуюся спину.

Неделя пролетела незаметно.