Я стала постоянным клиентом местного супермаркета, где закупалась минералкой. Пара бутылок воды находилась в моем рюкзаке постоянно, куда бы я ни шла. Рассказать кому-нибудь об этой проблеме я так и не решилась. Даже Майклу – ему я соврала, что просто страдаю от головной боли, на что получила порцию фирменного отвара.

Я надеялась, что все пройдет само собой, тем более что такие страшные приступы, как в первый раз, больше не повторялись. Меня часто мучила жажда, но не более.

После уроков мы привычной компанией зависали в «Водяном». Брали пиццу, колу или молочные коктейли и обсуждали насущные проблемы, которые в основном сводились или к ограничивающим свободу предкам, или к домашке. В наш неизменный состав входили я, Алиса, Данила, Анжелика и Кирилл. Никита часто отсутствовал по причине тренировок, а близнецы уходили домой после уроков без объяснения причин.

А еще я успела стать частью школьного музыкального коллектива. Если Яна была старостой в классе, то Алиса заведовала всем, что связано с концертной и внеклассной деятельностью. Не сказать, чтобы мне на ухо наступил медведь – со слухом у меня все было в порядке, но вокалу я никогда не училась. И все-таки, прослушав меня, Алиса с Киром настояли на моем зачислении в их «музыкальную банду». Эта самая банда пока была немногочисленной, поэтому каждый участник ценился на вес золота.

Кроме того, Алиса пыталась затащить меня в свою команду болельщиц. В школе каждый месяц устраивались соревнования по баскетболу, и она организовала свой собственный клуб поддержки. Но от такого предложения я отказалась наотрез. Прыгать с помпонами, скандируя кричалки, – последнее, чего мне хотелось.

С Егором все эти дни мы почти не пересекались. Лишь изредка я видела его в столовой и на школьном дворе, но он меня не замечал. Я и сама не знала, почему так часто о нем думаю и старательно подавляла любые, касающиеся его мысли. В конце концов, мне удалось полностью о них избавиться.

И именно тогда, когда это произошло, я стала случайной свидетельницей сцены, где главным действующим лицом являлся Егор. Меня попросили отнести журнал в учительскую, рядом с которой располагался кабинет директора.

– Уймись, Громов! – донеслось из-за приоткрытой двери. – Я не стану выполнять твою несуразную просьбу!

– Хорошо, не хотите отменять, тогда хотя бы перенесите! – Егор разговаривал с директрисой на повышенных тонах. – Нельзя, чтобы столько человек входило в лес и тем более бегало около прудов!

Я непроизвольно остановилась и прислушалась.

– Послушай, Громов, – директриса, напротив, сбавила громкость. – Ты хотя бы понимаешь, насколько нелепо звучат эти твои требования? Скажи спасибо, что я с пониманием отношусь к твоей ситуации и не уведомляю службу опеки о состоянии твоего отца.

Я не могла этого видеть, но почему-то подумалось, что Егор с силой сжал кулаки.

– С моим отцом все в порядке, – процедил он. – А что до моих требований, то они не нелепые. Просто вы ни черта не знаете, ни черта не понимаете и понимать не хотите.

– Следите за языком, молодой человек, – интонация директрисы приобрела строгий окрас. – Мое терпение не бесконечно. И однажды я могу перестать идти вам навстречу.

Больше ничего не сказав и не попрощавшись, Егор вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью. Он едва не сбил меня с ног, лишь в последний момент успев резко остановиться. Показалось, что встреча наших взглядов длилась целую вечность. Я видела его лицо как никогда близко – смогла рассмотреть и слишком длинные для парня ресницы, и изгиб плотно сжатых губ, и даже небольшой шрам над левой бровью…

Когда он, не проронив ни слова, скрылся за поворотом коридора, я вдруг осознала один невероятный факт. Его глаза и впрямь были охристыми с мелкими зелеными крапинками. Просто совпадение, или тогда в столовой я каким-то чудом и впрямь сумела рассмотреть их цвет?

Весь остаток дня я снова думала и о Егоре Громове, и о случайно подслушанном разговоре.

О завтрашнем кроссе я не только знала, но и принимала в нем участие. Со спортом я была на «ты», что наметанный глаз нашего физрука отметил практически сразу. Каждое полугодие в этой школе традиционно проводилось нечто вроде бегового марафона. Трое победителей награждались почетными грамотами, а занявший первое место – еще и высшим баллом в четверти по физре.

Меня просто поставили перед фактом: я должна участвовать. Впрочем, особое сопротивление с моей стороны отсутствовало, поскольку бегать я и впрямь любила. Единственное, что вызывало справедливые опасения – это все тот же приступ. Оставалось надеяться, что он не повторится в самый неподходящий момент. А что до жажды, то во время бега держать в руке бутылку с водой не запрещалось – я даже специально уточнила этот момент.

И вот теперь, после нескольких спокойных дней, когда я почти восстановила душевное равновесие, этот разговор…

Почему Егор так настаивал на отмене кросса? Почему говорил, что нельзя бегать в лесу и около пруда, через который проложен беговой маршрут? Еще пару недель назад я бы только мысленно покрутила пальцем у виска и посчитала этого парня чокнутым.

Но сейчас все было иначе. На фоне моих собственных галлюцинаций предостережения относительно небезопасности забега не казались чем-то ненормальным.

Вечером я сидела на диване, подобрав под себя ноги, и смотрела идущий по телевизору фильм. События на экране ускользали от моего внимания – меня все еще занимали мысли о предстоящем кроссе. Джек пристроился рядом, положив морду мне на колени, и периодически вздыхал, глядя на тарелку попкорном.

– Думаешь о завтрашнем дне? – Майкл был, как всегда, проницателен.

– Помнишь, ты говорил, чтобы я не подходила к прудам? – без предисловий спросила я. – Это из-за галлюциногенных газов, да? В девяностых здесь обнаружили их залежи.

– Хорошая все-таки штука – интернет, – усмехнулся Майкл и, тут же став серьезным, кивнул: – Да, обнаружили. Но сейчас от них ничего не осталось. Перед тем, как получить разрешение на строительство, твой отец был вынужден все досконально проверить. Хотя, насколько я знаю, проверкой руководил не он, а Карамзин.

– Павел Карамзин? – уточнила я. – Отец Кира?

– Он самый, – подтвердил Майкл. – Так что вредных испарений здесь не осталось, иначе застройку бы просто не одобрили. Да и люди в старом поселке все-таки уже сколько лет живут – и ничего.

– Тогда почему ты просил меня не ходить к прудам? – не сдавалась я.

– Почему тебя так это волнует? – в тон мне, вопросом на вопрос ответил Майкл. – Ты видела что-то… необычное? Поэтому интересовалась историей старого поселка и залежами газа?

С одной стороны, мне очень хотелось поделиться с кем-то своими переживаниями, а Майкл всегда был тем, кто может выслушать и дать дельный совет. Но с другой, рассказать об этом – значит, признать, что со мной действительно творилось что-то неладное. И в физическом плане, и в моральном.