Алёша позвонил своей жене, та открыла автоматические ворота. Дом вблизи оказался на самом деле большой, но не такой уж богатый и вовсе не пафосный, что меня порадовало. Ни колонн, ни каменных львов на крыльце дома не было, не было, по всей видимости, и слуг. Да и странно бы было, если бы Алёша вдруг так сильно изменился.

Перед самой дверью я в сомнении остановилась. А стоит ли мне идти туда? Такая непонятная ситуация… Этот человек, появившийся из ниоткуда и фактически за ручку приведший меня к Алёше… Сам Алёша, новый и все равно похожий на себя молодого, растерянно оглядывающийся на меня. Растерянно и радостно… Или мне все это кажется? Человек отыграл огромный сольный концерт в консерватории. До сантиментов ли ему сейчас? А зачем тогда оглядывается?

Неожиданно позвонила Мариша, которая до этого время от времени писала лишь кратчайшие сообщения, состоящие из фотографий или коротеньких видео и одного эмоционального слова, вроде «жуть», «отстой», «бред». Мариша снимала быстро напивающихся гостей, дам, сбросивших свои меховые палантины, в обнимку висящих теперь то на Илюше, то на известном мрачновато-эпатажном шутнике, которого мой бывший муж пригласил вести свой юбилей. Мне его шутки кажутся тяжелыми и несмешными, обидными для большинства, но Илья так изменился… Вот уж кто изменился, так изменился, сказал бы мне кто-то двадцать лет назад, что наступит день вот такого юбилея.

Судя по присланным Маришей фотографиям и видео веселье было в полном разгаре. Кто-то уже скинул туфли и бойко отплясывал с фужером в руке. Высокая полная дама в открытом черном платье с ярко-голубым шлейфом танцевала со своей собачкой. Собачка была наряжена в кавалера – с галстуком, в пиджачке, вид имела жалкий, но дама упоенно крутилась с собачкой в самом центре зала, где стояли накрытые столы. Вначале мне показалось, что это фуршет. Но нет – некоторые сидели или полулежали на диванчиках за столами, накрытыми синими скатертями с большими белыми салфетками. Между столами сновали официанты – молоденькие, как моя Мариша. Не хотела бы я, чтобы моя дочь прислуживала вдруг на таких банкетах. Если придется подрабатывать, то не таким способом.

– Мам, мам… У тебя все хорошо?

– Ну да… – несколько растерянно ответила я.

– Ты где?

– Я? – Я огляделась. А как ответить Марише? Сказать правду? Напугается. Я не отличаюсь авантюрностью, и поверить, что я вот так села и поехала куда-то за город, к человеку, которого не видела как малое двадцать лет… – Да я вот тут… У меня все хорошо, не переживай, я тоже на концерт пошла…

– Мам… Мне как-то тревожно за тебя. Вдруг показалось что-то…

– Ты собираешься уходить? – решила я перевести разговор на нее саму. – Или побудешь еще?

– Я хотела уже уйти, достало все это… Но папа все время ко мне подходит, разговоры заводит… фотографируется со мной… Он сильно выпил и не поймешь – то ли веселый, то ли, наоборот, злой какой-то… Смеется, но так, знаешь, как будто ему не смешно, а очень плохо…

Я знаю это Илюшино состояние. Я все его состояния знаю. Может, к старости появятся какие-то новые, но пока я наизусть знаю все его переходы, переливы, всплески, затишья… Бесполезное знание. Как предметы, которые сдавал-сдавал в институте, а они так никогда и не пригодились.

– Побудешь там еще? – уточнила я.

– Ну да… – Мариша чувствовала, что у меня что-то не так, но не знала, как спросить. – У тебя точно все хорошо?

– Да.

Я услышала в трубке громкий Илюшин голос:

– Дочь!.. Ну-ка, телефон убирай! С отцом поговори! Кто еще поговорит с отцом так, как взрослая дочь! У меня – взрослая дочь! Красавица! Очень строгая! Я женихов сам буду проверять… да…

– Пока! – шепнула я и быстро отключилась.

Ощущение, что я делаю сегодня все вообще не так, меня не покидало.

Тем временем дверь дома распахнулась, и появилась Вика. Небольшого роста, стройная женщина, наверное, постарше меня лет на пять. Ведь и Алёша старше, совсем не намного, но старше. Я в юности этой разницы не чувствовала, и мне даже казалось, что он младше. Что-то в нем было такое… от большого ребенка. И сейчас это осталось. Может быть, это обманчиво. Так бывает у близоруких. Они без очков кажутся более трогательными и беззащитными, чем они есть на самом деле. Но Алёша не близорук. А кажется, что только что снял очки и не может их найти. И этому человеку час назад рукоплескал Большой зал консерватории. Сказать, что он неуверенный и зажатый? Нет. Но идет в дом, как гость, а не как хозяин. Отчего это? Может быть, так поставила Вика?

Я зашла вслед за Алёшей в дом. Михаил пропустил меня вперед и, когда я заходила, выразительно провел рукой по моей спине. Я это почувствовала, все увидели. Кажется, у актеров это называется психологический знак. Я обернулась к нему и столкнулась с веселыми синими глазами. Цвет глаз обманчив и очень часто отвлекает от сути. Особенно человека художественного и не способного к сложным логическим построениям, как я, например. Я думаю-думаю, а потом отвлекаюсь. И теряю свою собственную мысль.

Михаил, как нарочно, был одет в ярко-красную куртку, которая больше бы подошла к лыжным прогулкам в горах, а не к походу в консерваторию. И все его движения были втройне заметны. На Алёше же было темно-серое пальто до колен, которое очень ему шло, свободный шарф в полоску… Я машинально в голове переодела Михаила. Ему бы пошло блекло-рыжее и черное. Алёшин полосатый шарф можно было бы заменить чем-то повеселее, полоски – на галочки или огурцы… Или вообще добавить яркую деталь – шарф теплого карминного цвета, скажем.

Как художник я понимаю, что бедный ли, богатый человек, но его одежда частично отражает суть. Хотя и не всегда. Далеко ходить не надо – моя собственная дочь. Мариша не грубая, не носит в себе вызова окружающему миру, по крайней мере такого яркого и агрессивного вызова. Но одевается вызывающе просто и даже некрасиво, если удается договориться со мной. Уговариваю, уговариваю – и отступаю. Ей исполнилось восемнадцать, и я не считаю себя вправе давить – разве что подсказывать. У некоторых восточных народов до сих пор осталась патриархальная традиция советоваться со старшими. Не знаешь, как быть, растерялся, запутался – сходи к аксакалу, посоветуйся. Но я настолько не аксакал, хоть и старшая в нашей маленькой семье… И если серьезно, то считаю, что Мариша должна пройти свой путь, а не мой. И делать свои ошибки, приходить к своим победам. А есть победы, к которым просто так, не расшибив пару раз нос, не придешь.

– Проходите! – Вика улыбнулась, довольно сдержанно, но доброжелательно.

Я заметила, что у нее немного непропорциональная фигура – широкие плечи, крупноватые руки и худощавое тело, как будто руки – от другого человека. Пловчиха, может быть… Бывают ли такие маленькие пловчихи?

Я была недалеко от правды – все-таки я способна к логическим рассуждениям, оказывается. Вика оказалась в прошлом чемпионкой синхронного плавания – на стене в большой прихожей висело несколько выразительных фотографий. Вика в ярком гриме и светящемся купальнике рядом с несколькими другими девушками и с большим кубком в руках. Я успела увидеть и две другие фотографии. Вика с Алёшей где-то в горах, за ними – гряда высоких гор, покрытых зеленью, над ними – пронзительно-синее небо. Алёша за роялем, Вика, облокотившись о рояль, смотрит на него с любовью. Любовь во взгляде – очевидная и искренняя, так мне показалось.