Родной дом не радует, не дарит чувства защищенности. Один раз ворвались и второй сделают так же.

Смотрю на него и будто впервые вижу. Судя по тишине на детской площадке сейчас еще утро, потому что днем здесь всегда орава малышни сводит с ума всю округу криками и гамом. У своего подъезда останавливаюсь, не сразу решаясь войти. И не сразу понимаю, что боюсь. Я просто боюсь идти домой. Я просто боюсь.

Куда пойти? Родители в Крыму, Лика не берет трубку, Валера умер. Гоше нельзя, он хоть и вредный мужик, но все же мент какой-никакой. Вдруг они узнают, что я с ним связывалась? Наверняка же подумают, что не просто так.

Нет, Гоша отпадает.

А, к черту! Ковыляю к подъезду. Еще не хватает, чтобы меня в таком виде видели соседи.

Поднимаюсь на третий этаж, с опаской подхожу к двери. Она плотно прикрыта, если не знать, так сразу и не поймешь, что замки сорваны. Внутри ожидаю чего угодно, но там никого. Первым делом подхожу к большому, во весь рост зеркалу и тут же пячусь назад, к двери. В отражении на меня смотрит какая-то бродяжка. Побитая, грязная, в вещах не по размеру, явно с чужого плеча. Стразы на платье смотрятся глупо, убого. Вот уж, наверное, напугала и повеселила я прохожих своим видом. Точно загулявшая проститутка, избитая клиентом и теперь влачащая свое жалкое тело домой, отлёживаться.

Открытая дверь волнует, но уже не сильно. Надо будет вызвать слесаря, чтобы сделал замки, или вовсе ставить новую. Но сил и на это нет.

Они что-то там говорили, что дверь мне починят, но на меня вдруг накатывает такая волна апатии и безразличия, что кажется положи сейчас голову на подушку, и я тут же усну.

Но я не сплю. В ванной комнате набираю такую горячую воду, что можно обжечься и теперь дую на нее, словно на чай в кружке.

Опускаю больные, все в царапинах руки в воду и тихо постанываю. Когда вода немного остывает, сбрасываю ненавистное платье на пол и осторожно залезаю в ванну, попискивая опускаю отбитые ноги в горячую воду. Первые секунды она обжигает, словно сдирает кожу, но позже приносит облегчение. Кряхтя и охая, словно старушка, заставляю себя полностью погрузиться в ванну и, замерев на несколько секунд, выдыхаю и закрываю глаза.

А когда открываю их, то вижу, что в дверном проеме застыл тип в маске и вот уже какое-то время пристально меня рассматривает.

Человек в маске зажимает мне рот одной рукой, а второй набирает пригоршню воды и льет ее на мои, покрытые синяками и ссадинами, плечи. Смотрит, слегка склонив голову, как бы спрашивая, может ли он продолжить.

Сижу, обхватив себя руками, замерев и не смея дышать и с ужасом, будто со стороны смотрю на его жуткую маску. Боюсь шелохнуться, хотя нужно закричать, оттолкнуть, ударить. Нужно бежать, плевать, что я голая, надо спасаться. Но я по-прежнему сижу и молча наблюдаю как этот человек точно так же наблюдает за мной. Смотрит мою реакцию? Ему любопытно? Может я похожа на насекомое, например на муху, которой оторвали крылышки, и она не может взлететь? О чем он думает?

Как ни странно я не чувствую от него той опасности, что исходила от его дружков. Он и правда пока еще не был столь груб со мной и сейчас я, конечно, надеюсь, что уже и не будет. Но этот взгляд из-под пустых глазниц маски, он пугает...

Сжимаю зубы, все еще боясь шелохнуться и ничего не делая для своего спасения. Возможно, я слишком его боюсь, хотя не похоже. Может мне страшно сделать глупость?

Человек в маске разжимает мои руки, вновь зачерпывает воду, и тонкой струйкой льет ее на обнаженную, вмиг покрывшуюся тысячью мурашек, грудь. Вздрагиваю, будто от ожога, но он успокаивающе прикладывает палец теперь уже к моим влажным губам.

— Что ты делаешь? — решаюсь спросить я, но он молчит. С момента нашей первой встречи он так и не проронил ни слова и кажется, что так даже легче.

Спускает воду, включает кран и укладывает меня на спину. Рыпаюсь, пытаясь подняться, но он успокаивающе гладит по голове и чуть сильнее придавливает, словно пригвождает к ванне. Не зная, что лучше, я все-таки послушно ложусь, теперь вдвойне опасаясь перечить, ведь я не знаю, как он в следующий раз отреагирует на мое сопротивление. Может он такой добрый, пока я послушна?..

Мне неудобно и стыдно от того, в каком я состоянии и положении перед ним, и я вновь прикрываю ладонями груди и скрещиваю ноги. С другой стороны чего теперь стесняться, если он уже разглядел все, что хотел?! Сердце бьется, будто вот-вот выскочит из груди раненой птицей, и я только что не цепляюсь за края ванны, карябая акриловую краску обломанными ногтями. Проводит пальцами по коже, словно электрическим разрядом бьет. Вместо облегчения приходят жуткие воспоминания и от этого душа сворачивается в тугой комок, мешая нормально дышать.

— Не надо, слышишь? — шепчу скорее себе, чем ему.

Маска, буду называть его так, раз он не хочет сказать мне как его зовут, выдавливает на ладони гель для душа и осторожно размазывает его мне по телу, вызывая внутри меня непрошенную дрожь от ласковых прикосновений. Пытаюсь убрать его руки, но выходит слишком вяло.

Пальцы скользят по телу, огибая грудь, плечи, шею. В местах, где наливаются черным синяки, он особенно острожен, но я все равно вздрагиваю и едва слышимый стон разносится эхом по ванной комнате. Ссадины еще щиплет, и он старательно обводит вокруг них, чтобы не причинять боль.

— Уходи! Уйди, прошу! — голос срывается, и я дышу все чаще.

Руки спускаются вниз, к животу, обводят по кругу и совсем уже едва касаясь скользят вниз. Выгибаюсь, рефлекторно свожу ноги еще плотнее, но он разводит их так нежно, что внутри у меня все переворачивается в этот момент. Отводит руки от груди и проводит, едва касаясь пальцами по набухшим от холода и страха соскам, скользит вниз, по втянувшемуся от напряжения животу и застывает в сантиметре над бесстыже раздвинутыми ногами и тут меня вдруг накрывает такой безудержный страх, что я перестаю себя контролировать.

В панике, до боли свожу ноги, и резко пытаюсь вскочить, чтобы убежать подальше от опасного типа, перед которым я раскрылась, словно на продолжительном свидании. Но это не свидание. И он не мой ухажер. Он тот, кто ворвался в мою жизнь вместе с ублюдками, он один из них. И неважно, что он не бьет меня, уверена, что-то этот тип затеял, просто делает вид, что не такой как они.

Хватает меня в сильные, словно стальные объятия и прижимает к себе, но это уже не помогает.

Я истерически бьюсь в его руках и что-то кричу ему в лицо, точнее в маску, что скрывает его лицо. Пытаюсь ее содрать, но он заламывает мои руки. Пинаюсь и царапаюсь, пока этот человек пеленает меня, словно ребенка в полотенце и несет в комнату. Укутывает в одеяло и пихает в рот какие-то таблетки, насильно заливая в рот воду. Ну вот кажется и все...

Сейчас он напоит меня и убьет. Позовет своих дружков, и они исполнят все, что обещали. Только бы ничего не чувствовать в этот момент, только бы уже заснуть и никогда больше не проснуться...