Алекс сверилась с телефоном. Она потеряла еще час. Было уже так поздно, что смысла ложиться спать этой ночью, пожалуй, не оставалось. Она знала, что находится далеко не на первом месте в списке приоритетов Тернера, но выхода у нее не было.

Она напечатала: «Мой следующий звонок будет Сэндоу».

Это был блеф, и Алекс почти надеялась, что Тернер на него не купится. Если он откажется с ней разговаривать, она с радостью настучит на него декану – но в более приличное время. Сначала она отправится домой и проспит два прекрасных часа.

Вместо этого она стояла и смотрела, как Тернер достает из кармана телефон, качает головой и не спеша подходит к ней. Он слегка наморщил нос, но сказал только:

– Мисс Стерн, чем я могу вам помочь?

Вообще-то Алекс не знала, но он дал ей достаточно времени, чтобы сформулировать ответ:

– Я здесь не для того, чтобы доставлять вам неприятности. Я здесь, потому что мне так велели.

Тернер довольно убедительно хохотнул.

– У нас у всех есть работа, мисс Стерн.

Я почти уверена, что ты сейчас мечтаешь, чтобы в твои обязанности входило свернуть мне шею.

– Я это понимаю, но сейчас ночь четверга.

– Которому предшествовала среда и за которым последует пятница.

Ну-ну, строй из себя идиота.

Алекс с радостью бы с ним распрощалась, но ей нужно было написать что-то в отчете.

– Есть причина смерти?

– Конечно, что-то вызвало ее смерть.

Вот мудозвон.

– Я имела в виду…

– Я знаю, что вы имели в виду. Пока нет ничего определенного, но, когда нам станет известно больше, я обязательно сообщу декану.

– Если замешано какое-то из обществ…

– У нас нет причин это подозревать, – словно на пресс-конференции, он добавил: – В настоящий момент.

– Сейчас четверг, – повторила она.

Хотя общества собирались дважды в неделю, ритуалы дозволялось проводить только по четвергам. Воскресенья предназначались для «тихих занятий и изысканий», что обычно означало изысканную еду, подаваемую на дорогих блюдах, время от времени приглашенного докладчика и кучу алкоголя.

– Вы сегодня гуляли с идиотами? – по-прежнему любезным тоном спросил он. – Это поэтому от вас пахнет, как от разогретого дерьма? С кем проводили время?

Скандальная, напрашивающаяся на проблемы часть Алекс заставила ее сказать:

– Вы похожи на ревнивого бойфренда.

– Я похож на копа. Отвечайте.

– Сегодня тусовка Костлявых.

Тернер казался озадаченным.

– Скажите им, чтобы вернули череп Иеронима.

– У них его нет, – честно сказала Алекс.

Несколько лет назад наследники Иеронима подали на общество в суд, но процесс ни к чему не привел. Костлявые хранили в банках его печень и тонкую кишку, но ей показалось, что упоминать об этом сейчас было бы некстати.

– Где Дарлингтон? – спросил Тернер.

– В Испании.

– В Испании? – елейное выражение впервые исчезло с лица детектива.

– Учится за границей.

– И он оставил вас за главную?

– А то.

– Похоже, он вам очень доверяет.

– А то, – Алекс улыбнулась ему своей самой подкупающей улыбкой, и на секунду ей показалось, что детектив Тернер улыбнется в ответ, потому что один жулик узнает другого. Но он не улыбнулся. Ему слишком часто приходилось соблюдать осторожность.

– Откуда вы, Стерн?

– А вам зачем?

– Слушайте, – сказал он. – Вы, похоже, милая девушка…

– Нет, – сказала Алекс. – Я не милая.

Тернер оценивающе вскинул бровь, склонил голову набок и наконец кивнул, уступая.

– Ладно, – сказал он. – Сегодня у вас есть задача, как и у меня. Вы свое дело сделали. Вы со мной поговорили. Вы сообщите Сэндоу, что здесь умерла девушка – белая девушка, который достанется вдоволь внимания, если вы не будете мешаться у нас под ногами. Мы не собираемся впутывать университет и… все остальное, – он взмахнул рукой так, словно рассеянно прихлопывал муху, а не отмахивался от вековой клики древних магов. – Вы выполнили свой долг и можете идти домой. Вы же этого хотите, разве нет?

Разве Алекс и сама только что не думала о том же? Но она все равно сомневалась. На сердце у нее стало тяжело: Дарлингтон бы ее осудил.

– Да. Но декан Сэндоу захочет знать….

Маска Тернера соскользнула, внезапно продемонстрировав его усталость и гневную реакцию на ее назойливость.

– Она городская, Стерн. Отъебитесь.

Она городская. Не студентка. Не связана с обществами. Забудь об этом.

– Ага, – сказала Алекс. – Ну ладно.

Тернер улыбнулся, и на щеках у него показались ямочки. Улыбка была мальчишеской, довольной, почти искренней.

– Ну вот видите.

Он отвернулся от нее и не спеша пошел назад к своим людям.

Алекс подняла глаза на серый готический собор Пейна Уитни. Он был не похож на спорткомплекс, но здесь ничто не выглядело тем, чем являлось. Вы же этого хотите, разве нет?

Детектив Авель Тернер понимал ее лучше, чем ее когда-либо понимал Дарлингтон.

Хорошо. Лучше. Лучшее. Вот путь, который приводит сюда. Чего не понимал Дарлингтон и, скорее всего, все остальные усердные, прилежные детишки, так это того, что Алекс хватило бы куда более скромного будущего, чем Йель. Дарлингтон постоянно стремился к идеалу, к чему-то выдающемуся. Он не знал, какой драгоценной может быть нормальная жизнь, как тяжко оставаться в норме. Ты начинаешь спать до полудня, прогуливаешь один урок, один день школы, теряешь одну работу, потом другую, забываешь, как ведут себя нормальные люди. Забываешь язык обычной жизни. А потом, поневоле, попадаешь в страну, откуда нет возврата. Ты живешь в государстве, где земля словно всегда выскальзывает у тебя из-под ног, и тебе не вернуться на твердую почву.

И неважно, что на глазах Алекс делегаты «Черепа и костей» предсказывали товарные сделки с помощью внутренностей Майкла Рейса или что она однажды видела, как капитан команды по лакроссу превратился в мышь-полёвку (он запищал, а потом – она готова была поклясться – затряс крошечным розовым кулачком). Для Алекс «Лета» была дорогой назад к норме. Она не нуждалась в том, чтобы быть исключительной. Она даже не нуждалась в том, чтобы быть хорошей. Достаточно было быть приемлемой. Тернер разрешил. Иди домой. Иди спать. Прими душ. Вернись к настоящим делам – попытайся справиться с учебой и закончить первый курс. В первом семестре оценки Алекс были настолько плохими, что ей дали академический испытательный срок.