— Давай, царевич, ты же будущий великий воин! — неистовствовала толпа зевак, требуя от Митридата покорить дикое животное.

Мальчик не знал, что ему делать. Почуяв это, конь стал безудержным. Его ноздри расширились, он фыркал и нервно гарцевал, готовый лягнуть любого, кто к нему приблизится.

Митридат подошел к жеребцу и положил ему на холку руку. «Ну же, успокойся… Стоять!» — мысленно приказал он, и конь, ощутив внутреннюю силу юноши, постепенно затих.

Не отрывая руки, Митридат обошел строптивого вожака сбоку и, резко оттолкнувшись от земли, вскочил на него. Необъезженный жеребец тотчас встал на дыбы, пытаясь сбросить наездника. Но мальчик всем телом прижался к нему и обхватил шею так, словно у него были не руки, а настоящие клещи. Зеваки разбежались в разные стороны, а взбесившееся животное, еще раз неудачно взбрыкнув, увидело перед собой путь к свободе и рвануло так, что конюх, державший его на аркане, неожиданно оказался под копытами. Удар пришелся по ребрам, что-то хрустнуло. Бедняга лежал на земле, корчась от боли и широко раскрыв рот. Его крик был беззвучен, а гримаса на лице страшна.

На следующий день старший из наставников Тичон прибыл в резиденцию царицы с докладом о случившемся.

Увидев Лаодику, он пал ниц:

— Повелительница, моей вине нет оправдания. Как вы и велели, мы испытали царевича. Жеребец оказался небывалой мощи. Не всякому опытному воину под силу совладать с таким, а для юноши — задача непосильная.

— Встань, Тичон! — приказала Лаодика, раздраженная его раболепием и страхом.

«Не жить мне, не жить!» — крутилась в голове дрожащего наставника одна и та же мысль.

Не глядя царице в глаза, Тичон продолжил:

— Конь понес… Правда! Правда!.. Да так, будто обладал силой вулкана. Воистину бешеное животное. Конюх, и тот не удержал, и был растоптан копытами.

— Это ему по заслугам, — привычно жестко заметила царица. — Он мне давно не нравился.

Тичон ощутил, как по позвоночнику, оставляя после себя холодный след, поползла капля пота.

Лаодика замолчала, но Тичон не осмеливался подать голос без ее разрешения. И только когда она сделала знак рукой, заговорил:

— Наследника мы искали днем и ночью. Шли по его следам, пока земля не стала каменистой. Похоже, до этого места юноша держался на коне, а дальше… Там, на холмах, след потерялся окончательно, — голос Тичона предательски задрожал. Ему предстояло сказать самое главное. Но как? Собравшись с духом, он выдохнул: — О судьбе царевича мне ничего не известно.

Лаодика встала со своего трона и обошла вокруг трясущегося наставника.

— Я еще не придумала, как покарать тебя, но… ответь на один вопрос: с вами был Клеарх?

— Да, моя повелительница, был! Он обязательно подтвердит мои слова.

Лаодика повернулась к евнуху, стоявшему у входа:

— Позови начальника стражи!

«Ну вот и конец…» — испуганно подумал Тичон, которого начала бить мелкая дрожь.

Лаодика брезгливо созерцала, как из тщедушного тела наставника выходит наружу человеческий страх.

Начальник стражи появился в дверях и, как положено, вытянулся перед царицей, не обращая внимания на коленопреклоненного человека.

— Казнить!

Начальник стражи перевел взгляд на Тичона.

— Нет, не его, Клеарха! А этот, — царица ткнула пальцем в сторону Тичона, — укажет, где его разыскать.

— Я помогу! Я укажу! Вы так справедливы, моя повелительница! Вы так справедливы! — рыдал, словно женщина, наставник.

Пока начальник стражи тащил его к выходу, он сквозь слезы не переставая благодарил царицу. Истерика Тичона продолжалась еще некоторое время. Когда же он наконец успокоился, то вспомнил, что не доложил царице о том, что вместе с царевичем исчезли еще четырнадцать юношей.

21 июля 2013 года

Харьков встретил Виталия Заборского нудным дождиком. Хорошо еще, что жена, узнав о предстоящей командировке, поинтересовалась прогнозом погоды и положила ему в сумку складной зонт.

Ветра почти не было, и небо над городом затянуло пеленой мрачных туч, которые, казалось, нависли прямо над головой у пешеходов. В общем, все это не способствовало настроению.

Виталий вышел из здания железнодорожного вокзала и, как ни странно, не узнал бывший ему когда-то родным город. Со времени учебы в юридической академии прошло более десяти лет. «Если уж быть совсем точным — двенадцать», — отметил про себя Заборский и грустно вздохнул. Все верно, почти треть жизни, а кажется, будто вчера. Как быстро летит время! Его мама в таких случаях говорила: так и вся жизнь пролетит, не успеешь оглянуться. А он ее слова всерьез не принимал. Какие его годы, все еще впереди!

Вздохнув еще раз, Виталий стряхнул с себя грустные мысли, навеянные слякотной погодой. Спрятавшись под зонт, он поспешил к стоянке такси.

Таксист, как и многие его коллеги, болтал без умолку. Причем на любые темы — от повышения цен на топливо до ситуации на Ближнем Востоке. А узнав, что пассажир когда-то учился в их городе и с тех пор здесь не бывал, мигом превратился в экскурсовода.

Алексей, так его звали, вез Заборского по знакомым, но при этом совершенно неузнаваемым улицам. Город очень изменился, особенно в своей центральной части. И казалось, что Харьков конца 90-х и современный Харьков — это два разных города.

За окном автомобиля виднелась нарядная и, несмотря на слякоть, чистая набережная. Такой красочной Виталий ее раньше не видел: множество новых магазинов с красиво оформленными витринами, цветочные клумбы, лавочки для отдыха… Словом, Харьков стал более ярким и уютным. А главное, как не преминул отметить водитель, резко улучшилось качество дорог.

— И все равно аварий меньше не стало, — с горечью констатировал он. — Всякие козлы покупают права и гоняют, как бешеные. А бабы за рулем вообще что-то невообразимое. Папики да бойфренды надарили им машин, вот они и отрываются по полной программе. И стало их просто немеряно. Попробуй им слово сказать — в ответ услышишь десять и «фак» в придачу. И у каждой такая «крыша», что мама не горюй!

Виталий слушал словоизлияния таксиста молча. Время в дороге пролетело незаметно.

Серая панельная пятиэтажка по улице Пушкинской, тридцать пять, куда его доставило такси, внешне ничем не выделялась среди соседних домов. «Хрущевка» — она везде «хрущевка». Разве что на ее облупленных, видавших виды стенах вместо пестрых граффити чернели надписи, сделанные угольком. Лаконичные и конкретные: «Витя — козел», «Металлист — чемпион!», и даже сообщался номер телефона какой-то Оксаны с вполне понятным пояснением, чем именно она может помочь. Словом, типичный дом, каких по стране сотни тысяч.

В покосившейся от времени беседке сидели два неопределенного вида субъекта. Они, похоже, отмечали окончание трудового дня, не спеша потягивая из больших пластиковых стаканов пиво. Пустые пивные бутылки валялись тут же. Заборский подошел к ним, поздоровался и на всякий случай уточнил, в каком подъезде находится нужная ему квартира.