– Мы, вообще-то, думали, тебе понравится… – проговорил Дека таким убитым голосом, что меня окатило мимолетным стыдом за недавний гнев. – Я думал… то есть мы думали…

Идея насчет дружбы, конечно, принадлежала ему. Из них двоих мечтателем был именно он.

– Нам показалось, что мы и так уже почти подружились. Верно ведь? Ты вроде не возражал к нам сюда заглядывать. Мы и решили, что, если мы станем друзьями, ты поймешь: мы совсем не как те скверные Арамери, за которых ты нас принимаешь. Ты увидишь, что мы не какие-то злые и подлые, и тогда… – Он замялся, опустив взгляд. – Может, тогда бы ты к нам чаще заглядывал.

Дети никогда не могли мне врать. Это было одной из граней моей природы: соврать-то они могли, но я неизменно распознавал ложь. Так вот, ни Дека, ни его сестра не обманывали. Я, конечно, все равно им не верил. То есть не хотел верить. Я не доверял той части собственной души, которая была готова к ним потянуться. Слишком опасное это дело – доверять Арамери. Даже самым маленьким.

Тем не менее они имели в виду именно то, о чем говорили. Они действительно желали моей дружбы. И не из жадности, а просто от одиночества. Как же давно мне не предлагали подобного. Даже собственные родители…

Короче говоря, прельстить меня не трудней, чем любого ребенка.

Я опустил голову, меня трясло. Я скрестил на груди руки, чтобы они не заметили их дрожи.

– Ну… Ладно, короче. Если вы на самом деле хотите… в смысле, дружить… в общем… я, пожалуй, согласен.

Они прямо засияли и приблизились, ерзая на коленках.

– В самом деле? – спросил Дека.

Я передернул плечами, усиленно изображая беспечность, и сверкнул своей знаменитой улыбкой.

– Мне это не повредит. Вы всего лишь смертные… – Докатился до побратимства со смертными. Я тряхнул головой и рассмеялся, спрашивая себя, почему меня так напугала подобная безделица. – Нож кто-нибудь захватил?

Шахар закатила глаза с царственным раздражением:

– Ты же можешь создать его.

– Боги благие, я лишь спросил…

Я воздел руку и сотворил нож. Точно такой же, как тот, которым она пырнула меня в прошлом году. Ее улыбка погасла, она слегка отпрянула при виде ножа, и я понял, что сделал не лучший выбор. Сомкнув ладонь на рукояти, я изменил нож. Когда я распрямил пальцы, в моей руке оказалось изящное изогнутое лезвие с рукояткой из лакированной стали. Шахар неоткуда было знать, но я сотворил точную копию ножа, который Чжаккарн сделала для Йейнэ, когда та жила в Небе.

Увидев изменившийся нож, Шахар успокоилась, и от благодарности на ее лице я сразу почувствовал себя лучше. Я был несправедлив к ней. В будущем я сильнее постараюсь, чтобы это исправить.

– Дружба может продлиться дольше, чем детство, – тихо сказал я, когда Шахар взяла нож. Она помедлила, с удивлением глядя на меня. – Так бывает. Если друзья продолжают доверять друг другу, взрослея и меняясь.

– Это же просто, – хихикнул Дека.

– Нет, – возразил я. – Непросто.

Он перестал улыбаться. Что касается Шахар… Было в ней какое-то врожденное понимание жизни. Пожалуй, начала уже соображать, что это вообще значит – быть Арамери. Ей недолго осталось быть моим другом.

Я протянул руку, коснулся ее щеки, и она моргнула. Но потом я улыбнулся, и она заулыбалась в ответ, на миг став застенчивой, словно Дека.

Вздохнув, я протянул им руки ладонями вверх:

– Что ж, валяйте.

Шахар взяла мою ближнюю руку и подняла было нож, но потом нахмурилась:

– Мне палец резать? Или ладонь?

– Палец, – сказал Дека. – Датеннэй говорил, так скрепляются клятвы на крови.

– Твой Датеннэй идиот, – отрезала Шахар с категоричностью старого спора.

– Ладонь, – сказал я. Не потому, что так было правильно, а просто чтобы прекратить перепалку.

– Так ведь кровь, наверное, вовсю потечет? И больно будет.

– В том и смысл. Что толку в клятве, если она тебе ничего не стоит?

Шахар поморщилась, но потом кивнула и приложила лезвие к моей коже. Ранка, которую она мне нанесла, была до того неглубокой, что скорее щипала, чем болела, а кровь и вовсе не потекла. Я рассмеялся:

– Режь как следует! Забыла? Я же не смертный!

Она недовольно посмотрела на меня, но потом резанула поперек ладони – быстро и действительно как следует. Я не обратил внимания на вспышку боли. Она больше позабавила меня. Рана порывалась тотчас закрыться, но я слегка сосредоточился, и кровь продолжила течь.

– Я тебя, а ты меня, – сказала Шахар, передавая нож брату.

Он принял нож, взял ее за руку и не стал ни медлить, ни сомневаться – весьма деловито порезал сестре ладонь. Она сжала зубы, но не вскрикнула. И он тоже промолчал, пока она пускала ему кровь.

Я вдохнул запах их крови. Он все еще был знаком мне, хотя от последнего Арамери, с которым я был знаком, этих детей отделяло три поколения.

– Друзья, – сказал я.

Шахар посмотрела на брата, тот – на нее, и оба уставились на меня.

– Друзья, – произнесли они хором.

И взялись за руки, а потом взяли и мои руки.

И тогда…

Погодите-ка. Что?..

Они держали меня за руки. Крепко держали. Было больно. Только почему дети кричали, а их волосы развевал ветер? Откуда взялся этот ве…

Я не слышу тебя. Говори громче.

Что за бессмыслица, наши руки спеклись, спаялись вместе, я не мог выпустить их ладо…

Да, я Плутишка. А кто спрашивает?

Они кричали, дети отчаянно кричали, оба вскочили с пола, а я не давал им встать. И почему мое лицо расплывалось в ухмылке? Поче…

Тишина.

Я спал, и мне снился сон. Долгое время я не запоминал сны полностью. В памяти оставалось немногое, кроме того что

что-то

было

не так

и, может, несколько…

погодите,

я

тут подумал…

Иными словами, некое смутное понимание. Очень противное состояние, если ты бог. Никто из нас не всеведущ и не всевидящ – это чепуха, которую придумали смертные, – но мы знаем очень много и видим уйму всего. Мы привычны к почти непрерывному потоку сведений, сообщаемых чувствами, которые смертным и не снились, но для меня этот поток на время прервался. Я спал.

И вдруг в глубине этой тишины и пустоты зазвучал голос. Он называл меня по имени, он взывал к моей душе, он обладал силой и полнозвучностью, каких я не встречал несколько человеческих жизней. Меня тянуло куда-то. Знакомое ощущение. И весьма неприятное. Мне было так хорошо и удобно! Я перевернулся на другой бок и попытался не обращать на голос внимания. Но голос, вернее, его обладатель не отставал. Он пихал, тащил и толкал, он хлопал меня по спине, и в итоге я скользнул в разрыв ткани бытия: это было нечто вроде рождения, то есть возвращения в смертное царство (по сути, это одно и то же). Я появился голым и скользким от волшебства, моя внешняя форма рефлекторно уплотнилась для защиты от поглощающих души эфиров, некогда (во времена до начала времен) бывших пищеварительными соками Нахадота. После этого вышел из ступора и мой разум.