пробежали мурашки. Я не чувствовал холода, но температура упала, поэтому я рассудил, что именно в этом и была причина.

Покинув загон, я направился к дому. Лунный свет освещал путь по садовой дорожке. Когда зашел в коттедж, то сразу же подошел к камину и подбросил в него несколько поленьев. Мои мышцы ныли, и я нуждался в тепле. Как только огонь ожил, я снял свою одежду и забрался в старую душевую кабину. Горячая вода расслабила мою напряженную шею и плечи. В воздухе повис запах горящего дерева. Я не двигался, просто стоял наклонив голову, пока вода не стала прохладной, а затем и вовсе ледяной.

Я натянул спортивные штаны, позволив своим мокрым волосам сохнуть самим, и приготовил немного кофе в своей гейзерной кофеварке. Затем достал из холодильника немного готовой пасты и налил бокал мерло 2010 года.

Прежде чем приступить к еде, я поставил новую пластинку в старый проигрыватель отца. Когда игла заскрипела по винилу из колонок полилась Травиата33 Верди.

На мгновение, когда вводные такты заполнили комнату, я уставился на единственный деревянный стул у камина. Когда-то здесь был и другой, стоящий напротив. Если бы я закрыл глаза, то мог бы увидеть своего отца, сидящего там и читающего книги вслух специально для меня, пока его любимая опера играет на заднем плане. Когда я был моложе, мы каждый вечер садились у камина после тяжелой работы, и он читал мне наши любимые книги.

Из классики — моей любимой был Граф Монте-Кристо, а его Шерлок Холмс. Из фантастики — у меня был Хоббит, а у него Властелин Колец. Но его абсолютным фаворитом, да и моим тоже, была философия. Он рассказывал мне об Аристотеле и Платоне и их суждениях о любви. Он говорил о моей матери, которую любил сверх всякой меры. А также о том, что она была его второй половинкой души.

Он говорил, что однажды я тоже встречу свою половинку.

С тех пор как его не стало, старый дом, казалось, лишился жизни. Единственный, теперь уже одинокий, стул у камина был таким же одиноким, как и мое сердце.

Я открыл глаза и уставился на поднимающееся красно-оранжевое пламя. Я сморгнул блестящие слезы с глаз, отказываясь позволять им упасть.

Музыка достигла крещендо, и я вернулся обратно на кухню, чтобы забрать еду и вино. Я пришел в гостиную и сел на стул перед камином. Я быстро съел свой ужин, а после помыл и убрал единственную тарелку.

Чувствуя себя беспомощным, я выключил лампы в своем маленьком доме, одну за другой. Прошел в спальню и, как делал каждую ночь, сел на край кровати. Сделав глубокий вдох, я вытащил конверт из тумбочки и открыл его. Как можно осторожнее, я вытащил из него письмо, состоявшее из трех листов. С трясущимися руками, я пробежал глазами по идеальному рукописному письму, изучая каждое слово. И как каждый вечер, просматривая каждую страницу, я чувствовал, как мое сердце разбивается на части.

Комок подступил к моему горлу, и я не мог дышать.

Я сделал глубокий вдох и пробежался пальцами по страницам, прежде чем убрать их обратно в конверт и положить в ящик своей прикроватной тумбочки. Забравшись под одеяло, я выключил последнюю лампу в этом доме. Сквозь открытые ставни было видно ночное небо, я лежал и наблюдал за яркими звездами. До моих ушей донесся топот копыт лошадей, гуляющих вокруг загона, а также жужжание разбрызгивателей, поливающих виноград. Когда я закрыл глаза, ощущая, как ко мне подкрадывается усталость, я поймал себя на том, что представляю пару добрых карих глаз и мягкий нежный смех, доносящийся с легким ветерком.

Было любопытно, что этот образ на мгновение вытеснили ощущение дыры в моем животе, которое возникло семь месяцев назад, и от этого мне стало легче дышать.

***

На следующее утро солнце едва взошло, а я уже взялся за следующий ряд виноградника. Я наполнил только три ведра, когда звук шуршания листьев заполнил паузу, пока кассета сменялась другой мелодией. Заметив какое-то движение слева от себя, я повернулся, и весь воздух замер в моих легких. В конце ряда стояла герцогиня в той же черной спортивной одежде, что и вчера. Ее губы изогнулись в улыбке, когда она слегка помахала мне рукой. Я вскочил на ноги, мое сердце громыхало в груди.

«Почему она снова здесь?» — подумал я, отряхивая свои руки о джинсы.

Герцогиня сделала шаг, затем еще один, и чем ближе она становилась, тем больше я замечал странное выражение лица. Это было похоже на неверие. Или возможно благоговение или… я не был уверен.

— Привет, снова, — сказала она.

Она наклонилась и провела рукой по виноградной лозе, растущей рядом с нами. Ее пальцы скользили по листьям и ягодами, как будто они были сделаны из золота, как будто они были самыми драгоценными вещами в мире.

— Здравствуйте, — ответил я, чувствуя смущение в голосе от ее присутствия.

Герцогиня улыбнулась еще шире и вернула свой взгляд на меня. Я заметил, как легкий румянец появился на ее оливковых щеках. Ее карие глаза блестели, а пряди темно-каштановых волос выбились из пучка. Мне это нравилось. Это заставляло ее выглядеть менее… величественно. Менее важно.

Я нервно ждал, пока она покачивалась на своих ногах, ее облегающая спортивная одежда показывала ее стройную, но соблазнительную фигуру.

— Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я вернулась? — рискнула она.

Я поднял глаза. Ее пристальный взгляд опустился в землю от моего внимания, и она покачала головой, нервный смешок сорвался с ее розовых губ. Это еще больше сбило меня с толку.

— С вами все в порядке, герцогиня?

Она расправила плечи.

— Просто Кареса. Зовите меня, пожалуйста, Кареса, Ахилл. Я ненавижу, когда меня называют «Герцогиня». Во всяком случае, этот титул не существует вот уже больше сотни лет.

Я кивнул, не зная, что сказать. Герцогиня — нет, Кареса — хлопнула себя по лбу и сделала глубокий вдох.

— Вы, наверное, задаетесь вопросом, почему я вернулась? — повторила она, не сводя глаз с моего лица, будто пыталась прочитать его выражение.

Я не показывал эмоций. Не смог бы, даже если захотел. Я был слишком занят, глядя на ее красивое, взволнованное лицо. Ее нервозность странным образом вызывала легкость в моей груди.

— Вы снова потерялись?

Она мягко рассмеялась.

— Нет, я конечно признаю, что не очень хорошо запоминаю направление, но к счастью не так плохо, чтобы забыть дорогу к дому уже на следующий день, — она провела рукой по своему лбу,