прилавку: «Совсем Элен с ума сходит. Злая, как свора сучек... Мужика ей двужильного надо, тогда отойдет».

Ситникова уже начинала подумывать обратиться за помощью к Рафику, но, надеясь на появление улыбчивого снабженца, сдерживала себя. Все-таки Рафик был не той фигурой, кому можно поручить столь ответственное дело. Мелочен и недалек. Да и физиономия чересчур говорящая, доверия не вызывает. Достаточно мимолетного взгляда, чтобы заподозрить, что живет Рафик на нетрудовые доходы, а про трудовые и слыхом не слыхивал. Один перстень-печатка чего стоит! Разве здравомыслящий человек нацепит такую шайбу? С его наглой мордой только и всовывать с дешевыми комплиментами и прибаутками цветочки в руки обалдевшим студенткам, скинувшимся по полтиннику на букет для преподавательницы.

Все эти дни взгляд Ситниковой то и дело обращался в сторону входа. И когда Землянский появился, она не смогла сдержать радостной улыбки. Однако тут же сделала вид, будто и не заметила его.

Землянскому показалось, что продавец бюро посмотрела на него как-то по-особенному, однако этот взгляд был столь мимолетен, что он отнес его за счет хорошего настроения женщины. Не все же стоят за прилавком с кислыми физиономиями. Борис Игоревич давно уже сделал для себя вывод: дела гораздо легче решать, когда партнер в добром расположении духа. Поэтому его походка стала еще более легкой, и к окошечку «Бюро добрых услуг» он приблизился с самой располагающей улыбкой.

— Добрый вечер, — склоняясь к окошечку, проворковал он, намеренно избегая обращения «Элен», которое, как он помнил, в прошлый раз несколько покоробило женщину.

Елена Николаевна с деланным удивлением подняла голову, некоторое время смотрела на него, словно не узнавая и пытаясь припомнить, где видела.

Землянский сокрушенно развел руками:

— Вот вы и забыли меня! Хотя немудрено, мы же так и не познакомились!.. Меня зовут Борис Игоревич... Мимо пробегал, решил заглянуть...

Ситникова улыбнулась:

— Ну что ж, раз вы появились, давайте знакомиться... Елена Николаевна.

Землянский огляделся по сторонам, заговорщическим шепотом, но с самой милой улыбкой поинтересовался:

— Можно Леночкой?.. От отчества я так устаю на службе... И вы меня запросто Борисом зовите. Лады?

Ситникова не была сторонницей столь быстрого сближения и в другой ситуации осадила бы его, однако сейчас она боялась одного — как бы улыбчивый снабженец не испарился.

— Если вам так удобно... — негромко ответила она, хотела спросить, не изменились ли планы насчет лука, но воздержалась и лишь мягкой улыбкой дала понять, что они уже почти друзья.

Землянский чутко отреагировал на несколько неожиданное для него изменение в отношении к нему этой красивой женщины. От мысли, что он понравился ей, Борис Игоревич был далек, поэтому сразу стал искать другое, более приемлемое и прозаическое объяснение подобной метаморфозы. Понимая, что одного хорошего расположения духа для стать разительной перемены явно недостаточно, он здраво рассудил, что ее заинтересовало предложение насчет лука.

— Леночка, я ведь так и не сходил поужинать, — проговорил Землянский. — Одному не с руки, грустно... Пошел домой и съел целую сковороду яичницы. С тех пор только ею и питаюсь... Может, все-таки составите компанию?

Ситникова взглянула на часы:

— Рабочий день еще не кончился...

Это не было отказом. Землянский оживился:

— Прекрасно! Я съезжу, договорюсь насчет столика. отгоню машину в гараж, и за вами... Идет?

Не желая показаться навязчивой, Ситникова неопределенно приподняла плечо. Борис Игоревич торопливо проговорил:

— Решено! Через час двадцать я подбегу.

16

Гремела музыка, дурашливо повизгивали девицы за соседним столиком, сновали официантки.

Елена Николаевна почти не слушала того, о чем рассказывал Землянский. Он говорил много, смешно, и ей даже удавалось вовремя улыбнуться его очередной шутке. Но нечто подобное, хотя и из других уст, она слышала много-много раз. Чтобы искренне веселиться, ей не хватало беззаботности, без которой невозможно быть благодарной слушательницей таких вот никчемных и при этом совершенно необходимых бесед, когда уже выпито определенное количество коньяка и бутылка шампанского.

Землянский видел грустные глаза женщины. Это немного озадачивало. Один раз у него даже мелькнула шальная мысль — не влюбилась ли Ситникова в него. Но он тут же отогнал эту мысль — как вздорную и излишнюю, учитывая, что его жена весьма болезненно реагировала на его любые задержки после работы... И вообще, он давно взял себе за правило не вступать в близкие отношения с одинокими женщинами. С ними всегда сложнее. Только и жди, что начнутся намеки на какие-то мифические беременности, а то и того хуже — на создание совместного очага. С замужними проще. Как правило, они находятся под бдительным присмотром мужей, и если идут на связь с приглянувшимся мужчиной, то довольствуются малым: встречами в обеденный перерыв, на часок, но не больше, после работы... Им еще в магазин надо успеть! Но самое главное, что нравилось Землянскому в таких интрижках, это то, что замужние дамочки никогда не помышляли о коренных изменениях в своей судьбе. Семья есть семья. Ячейка общества... Тут никуда не денешься... Ситникова же, как Борис Игоревич понял, была как раз той женщиной, с которой всяческие интимные отношения могли оказаться чреваты последствиями. Поэтому он вел разговор легкий, безо всякого нажима и намеков на что-то большее, нежели деловые дружеские связи.

Ситникова никак не решалась перевести надоевшую беседу в нужное русло. Мешали гремящая музыка, продолжавшие повизгивать девицы, неутомимо курсирующие от кухни к столикам официантки.

— Душно здесь, — сказала она, когда Землянский замолчал и стал разливать по рюмкам коньяк.

— Есть немного, — согласился он. — Но эти старые рестораны я люблю... Дискотеки и новомодные бары — дрянь! Мне нравится, чтобы оркестр, чтобы помещение сумрачное, чтобы закуточки всякие за колоннами... Опять же балкон, куда выйти можно, воздуха глотнуть... Я уж не говорю, что все эти молодежные кафе-рестораны лишились главной достопримечательности — алкогольных напитков... Ей-богу, я не то что танцевать, я есть в ресторане на сухую не могу!

Землянский задорно расхохотался. Елена Николаевна пригубила коньяк, подняла глаза:

— Борис, вы, кажется, хотели помочь приятелю сдать лук?

Он сделал виноватое лицо:

— Мне неловко просить вас об этом... Решите еще, что пригласил сюда не из чувства симпатии, а из деловых и своекорыстных соображений...

— Не берите в голову, — отмахнулась Ситникова. — Сколько у вас, извините, у вашего приятеля лука?

— Толком и не скажу, — слукавил Землянский. — Знаю только, привез изрядное количество... Но сколько?..

— Приму... хоть завтра, — задумчиво сказала Елена Николаевна и внезапно посмотрела в глаза: — Борис, трудно перехватить вагон?