И тут глаза Елены Николаевны расширились от недоумения, смешанного с почти мистическим страхом... Мешки, тесно прижавшиеся друг к другу крупно-пупырчатыми боками, были до боли знакомы! Точнее, не сами мешки, они ничем не отличались от своих собратьев, а толстая шелковая нить, которой они были зашиты поверху. Именно такой нитью прошиты мешки, поступающие от Ефимова. В голове мелькнула быстрая, злая мысль: неужели Борис успел перехватить вагон и теперь строит невинную физиономию?! Или просто по-дружески разыгрывает ее? Вот жлоб! Когда он успел?.. Нет, успеть он не мог... Разговор о луке он завел еще на прошлой неделе, а про вагон она сказала только вчера... Вдруг это мент?! Возьмет сейчас с поличным и начнет тепленькую допрашивать... Господи, страшно-то как!!! Нет, не может быть! Мент бы не полез к ней в постель!.. Еще душ принял, как путёвый! Ах, какая скотина!.. О чем это она? Нормальный мужик, снабженец. Только...

— Леночка, что с вами? — игриво окликнул Землянский.

Ситникова отогнала от себя сплетенные в головоломку обрывки мыслей, шагнула в спасительный полумрак двойных дверей, коротко бросила:

— Заноси!

Землянский терпеливо дождался окончания всех формальностей, потом, опуская в карман квитанцию, как бы между прочим сказал:

— Леночка, вас пять процентов устроят?

От Ефимова Елена Николаевна получала десять процентов. Отметив про себя, что ее новый душевный друг не отличается щедростью, она отмахнулась:

— Что вы, Борис...

— Тогда с меня причитается, — проворковал Землянский и ненавязчиво полюбопытствовал: — Какие планы на сегодняшний вечер?

— Сидеть дома одной очень грустно... — опустила глаза Ситникова.

Землянский расцвел:

— Позвольте скрасить ваше, а главное, свое одиночество?

Елена Николаевна рассмеялась. Настолько глупым и неуместным показалось ей подозрение, что этот очаровательный пройдоха может быть сотрудником ОБХСС. А с пройдохами она умела находить общий язык, могла поставить на место и добиваться своего.

Свет уличных фонарей пробивался сквозь плотные гардины. Ситникова согнала с себя одурь, решительно высвободилась из объятий распалившегося Землянского, пересела в кресло и закурила. Не понимая, что происходит, он торопливо поправил воротник рубашки, виновато проговорил:

— Леночка, я обидел вас?

— Вы меня обманули.

Как ни напрягал Землянский зрение, разглядеть выражение лица Ситниковой не мог. На фоне окна различал лишь силуэт и чувствовал от этого смешанную с досадой беспомощность. Он удивленно выдохнул:

— Обманул?

— Да, Борис, — твердо сказала Елена. — Каким образом к вам попал этот лук?

Первым побуждением Землянского было повторить версию о приятеле-пилоте, но он понял, что разговор заведен не случайно, а значит, всякие россказни прозвучат по меньшей мере глупо, и отшутился:

— Тайны коммерции!

— Вам не кажется, что когда речь идет о коммерции, связанной для меня с определенным риском, я могла бы рассчитывать не на пять процентов?

От такого напора Землянский оторопел, воскликнул с искренним недоумением:

— На сколько же?!

— На половину.

Землянский привстал, приложил к уху ладонь:

— Что, что?!

Ситникова промолчала. Тогда с самой чарующей улыбкой, на которую только способен, он приблизился к ней, присел на корточки, положил руки на ее колени, взглянул снизу вверх:

— Леночка, ради вас я готов на все... Не надо смеяться надо мной, у меня сразу рождаются комплексы...

— Почему вы считаете, что пятьдесят процентов много для меня, но мало для вас? — не обращая внимания на его руки, рассудительно произнесла Ситникова.

Ее тон заставил Землянского говорить если не искренне, то, во всяком случае, с попыткой логически убедить в абсурдности предложения.

— Лена... Вы умная женщина, в этом я не сомневался ни минуты. Поэтому должны понять и войти в мое положение. Представьте, сколько стоит переправить лук из Средней Азии... Надо, во-первых, приобрести его. Во-вторых, найти автотранспорт. Загрузить, разгрузить... И все это не бесплатно. В наше время бесплатно только в тюрьму сажают, да и то — применяют конфискацию имущества... Вы понимаете, что такое для меня пятьдесят процентов?! Это значит, что я не только ничего не получу, но и даже не покрою расходов...

— У вас их не было, — многозначительно проговорила Елена Николаевна.

И хотя полной уверенности не прозвучало в ее голосе, Землянскому показалось, что она пронюхала все и теперь начинает загонять его в угол. Ни на минуту он не забывал, что Ситникова работала с Ефимовым. Что-то такое она увидела, что навело ее на мысли о луке и пропавшем вагоне.

— Учтите, Борис, найти еще одну такую добрую женщину, как я, вам не удастся. Придется вставать рядом с узбекскими колхозниками...

— Проще вывезти весь лук на свалку! — вспылил Землянский. — Все одно никакой компенсации!

Елена Николаевна с холодной улыбкой погладила его по голове, вернула взлетевшие в негодовании руки на свое колено, укорила:

— Зачем врать, Борис?

— Леночка, ну в самом деле, — обиженно проговорил он. — Нельзя же так...

— Не знаю, каким образом, — решилась выдать свою догадку Ситникова, — но у вас оказался не принадлежащий вам товар. Нехорошо, присвоив чужое, быть таким... жадным.

— Жадным, — хмыкнул Землянский, — С чего вы взяли, что это не мой товар?

— Знаю наверняка, — твердо произнесла Ситникова.

Борис Игоревич встал с корточек, прошелся по комнате, внезапно рассмеялся:

— Жалуйтесь на меня в милицию!

— Для чего? — дернула плечами Елена Николаевна. — Я надеюсь с вами договориться.

— А если бы не надеялись? — язвительно осведомился Землянский.

— Хотя вы, Боря, и опытный снабженец, мне кажется, у вас весьма слабые представления о законах рынка, не государственных, разумеется...

— Это угроза? — удивился Землянский.

— Нет... Просто вы не сможете реализовать товар. И потом... Если те, кто хотел снять с лука кое-что свое, выйдут на вас...

Землянский осклабился:

— Неужели в ваших силах гарантировать мою неприкосновенность?

— Гарантировать не могу, — серьезно сказала Ситникова. — Зато от меня никто не узнает, в чьи руки попал вагон с луком.

Елена Николаевна понятия не имела, откуда поступает лук, Ефимов никогда не говорил этого. Она была глубоко убеждена, что также он не сказал поставщикам, через кого сбывает его. Не тот он человек, чтобы выдавать свои связи и дать возможность отбросить себя, как ненужное связующее звено. Поэтому, ведя столь острый разговор с Землянским, Елена сама удивлялась, насколько ловко она это делает. Удивлялась и нравилась самой себе. Ее даже охватило какое-то восторженное состояние.

На сближение она пошла первой. Встала, взяла Землянского за руки, почти неуловимым,