— Тебе не нужно бояться, — сказала она и чуть развернулась, чтобы ему было лучше ее видно.

Он вытащил изо рта щетку. О чем это она? Потом снова повернулся к раковине, выплюнул пену и прополоскал рот. Наступит август, и Тирза исчезнет. Он останется один, разве что время от времени ему будет досаждать жилец, обнаруживший очередной дефект квартиры. В его жизни начнется новый этап, этап без Тирзы.

— Тебе не нужно бояться, — снова сказала она.

Он взял полотенце и вытер рот, больно задев губу. Наверное, прикусил.

— Чего именно?

— Что я буду спать рядом с тобой.

Он свернул полотенце. Белое. Оно не очень хорошо отстиралось. На нем остались пятнышки крови.

— Почему я должен бояться? И чего именно?

— Меня.

— Тебя?

Он рассмеялся.

— Где мыло? — спросила она. — Я хочу вымыть руки.

— У нас только жидкое. Тирза пользуется только жидким мылом, если вообще пользуется. Говорит, что мыло вредно для кожи и гораздо лучше мыться просто водой. Только непременно теплой водой. — Он открыл шкафчик и протянул ей флакон.

Она сняла кольцо. Хофмейстер посмотрел на него и спросил себя: куда она дела обручальное кольцо? Она стала мыть руки.

— Когда я лягу рядом с тобой, — сказала она, подставив руки под кран, — не нужно чувствовать себя неловко.

Он посмотрел в зеркало на свою грудь, плечи и руки. И правда, белое тело. Как будто сырое. Еще хуже, чем раньше. Сухая кожа к тому же. Он даже купил тот специальный крем от шелушения. Мужчины в возрасте, как подметил Хофмейстер еще у себя на работе, часто думали, что они все еще привлекательны для молодых женщин, но единственное, что могло в них привлекать, были их должность, власть и деньги. Между ними и молодыми красотками могло случиться только трагическое недоразумение, которое он часто мог наблюдать. Гормональное недоразумение.

— Я хотела сказать, — продолжила она, — чтобы ты ничего себе не придумывал. То есть прости, что сложилась такая неловкая ситуация, но это ничего не значит.

Хофмейстер тоже принялся мыть руки.

— Что именно «ничего не значит»?

— То, что я здесь. Мое присутствие.

— Мне и в голову никогда не приходило, что это может что-то означать, — сказал он. — Ты здесь, и тебе нужна кровать. Всем людям нужно спать. Это знает любой ребенок. Я не придал этому никакого особого значения, я принял все как есть. Я всегда принимаю все как есть.

— Да-да, я все это знаю, людям нужно спать, всем нужна кровать, но я сейчас говорила о том, что ты не вызываешь у меня сексуального влечения. Что тебе не стоит этого опасаться. Тебе не придется делать ничего такого, чего ты не хочешь. Господи, почему ты заставляешь меня все это тебе объяснять? Ну помоги же мне хоть немножко!

Хофмейстер мыл руки с особой тщательностью. Как будто он весь день возился в земле. Он думал о том, чтобы не забыть завтра утром достать из шкафчика под раковиной на кухне новую зубную щетку и положить ее в ванной. У каждого должна быть своя зубная щетка. Счастье должно начинаться с правильного распределения собственности.

— В принципе, я стараюсь почти никогда не делать ничего такого, чего мне не хочется. Но дело часто не в том, чего нам хочется. Скажем так, в жизни мы часто делаем не то, что нам хочется, а то, что мы должны делать.

Он почесал правую руку. Его укусило какое-то насекомое. Наверное, вчера, когда он без рубашки гулял по саду и любовался своей яблоней, помидорами и тыквой. Тыквы — они как сорняки. Если все делать правильно, они разрастутся с огромной скоростью. Вчера была прекрасная ночь, первая теплая летняя ночь. Без духоты, что самое приятное. Обещание тепла.

— Я говорю не о работе, — сказала она. — Не о домашних обязанностях или заботе о престарелых родителях. Я говорю о сексе. А это не то, что мы должны делать, а то, чего мы хотим. Я же сказала: тебе не придется делать ничего такого, чего ты не хочешь, чтобы ты не подумал, что я на что-то надеюсь или решила, будто между нами что-то такое еще возможно. Потому что я на это не надеюсь и не хочу ничего такого. Не хочу. Я этого больше не хочу. Я просто хотела узнать, как у тебя дела. У тебя и у Тирзы.

— Я тебя не понимаю. Я вообще ничего уже не понимаю. Ты несешь какую-то ерунду. Уже поздно. Давай ложиться спать.

— Я имею в виду, что у нас не должно быть секса, мы даже не будем начинать ничего такого. — Она говорила так, будто ей приходилось объяснять что-то ребенку, причем труднообучаемому ребенку.

— Приятно слышать, — сказал он и вытер руки. — Это могло бы привести к ненужным осложнениям.

— Кого?

— Этот дом. Тут все налажено. Все устроено. У нас есть домработница. Новенькая. Она из Ганы. Тут есть папа. Он не из Ганы. И есть ребенок. Тут есть деньги, есть еда, есть любовь, да-да, ты удивишься, но тут есть любовь. И в эти последние недели, пока Тирза еще живет дома, мне бы не хотелось никаких осложнений, никаких сложностей, никакой напряженной обстановки, которая накалялась бы и накалялась до тех пор, пока бы не стала совершенно невыносимой. С момента твоего ухода оценки Тирзы резко улучшились. Я не хочу говорить, что тут есть связь, но вот так вышло. Думаешь, это случайность?

Он аккуратно положил синюю щетку рядом с зеленой, как делал это каждый день.

— Я вам не помешаю, — заверила его супруга. — От меня не будет никаких осложнений.

Он обеими руками оперся о раковину. В ванной было совсем не жарко, но он почувствовал пот под мышками.

— Зачем ты приехала? — спросил он, отводя от нее взгляд. — Чего ты хочешь? Что нам с тобой еще обсуждать?

— Я только что тебе сказала. Я ничего не хочу. Хотела посмотреть, как вы тут живете. Вот и все, чего я хотела. А обсуждать я совершенно ничего не желаю.

Она ущипнула себя за мочку уха, левого уха. Он уставился на стиральную машину. Сначала она стояла на кухне, но всем там мешала, и ее переставили в ванную. Это была одна из последних вещей, которую купила его супруга, прежде чем уйти.

— Тебе мешает, что я тут? — спросила она. — Я тебе мешаю? Мне уйти?

Он потер руки, чтобы понять, насколько сухая и грубая у него кожа, и задумался, можно ли понять возраст человека по его рукам. Он где-то об этом