Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Важно помнить, что корреляции между IQ и социальными успехами или неуспехами являются статистическими, то есть относятся не к отдельным людям, а к группам лиц. Конкретный мальчик с IQ=90 может учиться лучше и достигнуть в жизни большего, чем другой мальчик с IQ=110, но определенно, что группа со средним IQ=90 будет учиться в среднем хуже, чем группа со средним IQ=110.
Вопрос о том, передаются ли по наследству способности, измеряемые тестами IQ, остро дискутировался на протяжении нескольких десятилетий. Ныне дискуссия несколько поутихла ввиду наличия достоверно установленных закономерностей, подтверждающих факт наследования, а также ввиду очевидной голословности аргументов противоположной стороны. Передаче IQ по наследству посвящены сотни серьезных работ, результаты которых иногда значительно отличаются друг от друга. Поэтому сейчас принято опираться не на какую‑то одну, может быть очень основательную работу, а результаты каждого исследования использовать лишь как точку на графике. Зависимость сходства IQ у двух человек от степени родства между ними, то есть от числа общих генов, выражают коэффициентами корреляции и наследуемости (это не одно и то же), которые могут варьировать от 0 при отсутствии всякой зависимости до 1,0 при абсолютной зависимости. Эта корреляция довольно значительна (0,4–0,5) у родителей и детей или у братьев и сестер. Но у монозиготных близнецов (МЗ), у которых идентичны все гены, корреляция особенно высока – до 0,8.
Однако при строгом подходе это еще не позволяет утверждать, что IQ всецело определяется генами. Ведь обычно родные братья и сестры живут вместе, то есть в одинаковых условиях, которые и могут влиять на их IQ, сближая их значения. Решающими оказываются наблюдения над разлученными близнецами, то есть теми редкими случаями, когда близнецы с детства воспитывались в разных условиях (а не просто врозь, так как условия в семьях родственников могут различаться незначительно). Такие случаи тщательно коллекционируются и изучаются. В большинстве посвященных им научных исследований коэффициент корреляции оказался равным 0,8. Однако Хернстайн и Мюррей из осторожности пишут о том, что IQ зависит от генов процентов на 60–80, а от внешних условий – на оставшиеся 20–40. Таким образом, познавательные способности человека преимущественно, хотя и не исключительно, определяются его наследственностью. Они зависят и от окружающих условий, от воспитания и обучения, но в значительно меньшей степени.
Два принципиальных вопроса хотелось бы обсудить подробнее. Один – об этнических отличиях в IQ, который и вызвал наибольший ажиотаж. Второй вопрос – об обособлении в американском обществе двух крайних групп с высоким и с низким IQ. Этот вопрос – важный, и новый – в рецензиях почему‑то почти не упоминается, хотя собственно ему книга и посвящена.
То, что люди, принадлежащие к различным расам и нациям, отличаются внешностью, частотой групп крови, национальным характером и т. д., общеизвестно и не вызывает возражений. Обычно сравнивают критерии нормального распределения количественных признаков, которые у разных народов перекрывают друг друга, но могут отличаться средней величиной, то есть вершиной «колокола». Средние познавательные способности, измеряемые IQ, являясь, как это убедительно доказано, преимущественно наследственными, могут служить такой характеристикой расы или нации, как цвет кожи, форма носа или разрез глаз. Многочисленные измерения IQ у разных этнических групп, в основном в США, показали, что наибольшие и самые достоверные различия обнаруживаются между черным и белым населением Америки. Достоверное, хотя и небольшое преимущество перед белыми имеют представители желтой расы – ассимилировавшиеся в Америке выходцы из Китая, Японии, Юго–Восточной Азии. Среди белых несколько выделяются евреи–ашкенази, которые в отличие от палестинских сефардов два тысячелетия прожили в рассеянии среди европейских народов.
Если все население Америки имеет средний IQ, равный 100, то для черных он равен 85, а для белых – 105. Чтобы покончить с демагогией, которая часто сопровождает публикацию этих цифр, надо четко осознать, что они не дают никакого основания ни для расизма, ни для обвинения психологов в тенденциозности.
Расизм, то есть утверждение того, что одна раса выше другой и вследствие этого они должны иметь разные права, не имеет к научной дискуссии об IQ никакого отношения. Более высокий средний IQ у японцев не дает им преимущества в правах так же, как эти права не уменьшаются из‑за их в среднем меньшего роста.
Не слишком серьезны и возражения ангажированных критиков, которые говорят, что более низкий IQ у черных объясняется «белой ментальностью» составителей тестов. Это легко опровергнуть тем фактом, что при равном IQ черные и белые оказываются одинаковы по тем критериям, по которым мы вообще судим о том, что именно измеряется с помощью тестов интеллекта. Группа афроамериканцев со средним IQ, равным 110 (их доля среди чернокожих заметно меньше, чем среди белых), не отличается от группы белых с таким же IQ ни по успехам в школе и в университете, ни по другим проявлениям познавательных способностей.
Принадлежность к группе с более низким средним IQ не должна вызывать ощущения обреченности у отдельного человека. Во–первых, его собственный IQ может оказаться выше среднего для его группы, во–вторых, его личная судьба может сложиться более успешно, так как между IQ и социальными успехами корреляция неабсолютна. И наконец, в–третьих, его собственные усилия, выразившиеся в получении лучшего образования, играют хотя и не решающую, но вполне определенную роль.
Тем не менее принадлежность к группе с более низким в среднем IQ создает серьезные проблемы, на которые трудно закрывать глаза. Доля безработных, низкооплачиваемых, малообразованных и живущих на государственное пособие, а также наркоманов и преступников существенно выше среди черного населения Америки. В немалой мере это определяется заколдованным кругом социальных условий, но не может не зависеть от их более низкого IQ. Чтобы разорвать этот порочный круг, а также компенсировать природную «несправедливость», американские власти ввели программу «позитивных действий», которая дает ряд преимуществ чернокожим, отчасти латиноамериканцам, инвалидам и некоторым другим меньшинствам, которые бы иначе могли подвергаться дискриминации. Хернстайн и Мюррей обсуждают эту непростую ситуацию, нередко воспринимаемую как расизм наоборот, то есть дискриминацию белых по цвету кожи (а также по полу, состоянию здоровья, по непринадлежности к сексуальным меньшинствам). У американцев популярна горькая шутка: «Кто имеет сейчас наилучшие шансы при приеме на работу? – Одноногая чернокожая лесбиянка!» Авторы книги полагают, что искусственное привлечение лиц с недостаточно высоким IQ к деятельности, требующей высокого интеллекта, не столько решает, сколько создает проблемы.
Что касается второго вопроса, то он представляется даже более существенным. Примерно с начала 60–х годов в США началось расслоение общества, выделение из него двух мало смешивающихся групп – с высоким и с низким IQ. Современное американское общество Хернстайн и Мюррей делят по познавательной способности (IQ) на пять классов: I – очень высокая (IQ=125–150, их 5%, то есть 12,5 миллионов); II – высокая (110–125, их 20%, или 50 миллионов); III – нормальная (90–110, их 50%, 125 миллионов); IV – низкая (75–90, 20%, 50 миллионов) и V – очень низкая (50–75, 5%, 12,5 миллионов). По мнению авторов, в последние десятилетия из членов первого класса сформировалась обособленная интеллектуальная элита, которая все в большей степени занимает наиболее престижные и высокооплачиваемые должности в правительстве, бизнесе, науке, медицине, юриспруденции. В этой группе все более возрастает средний IQ, и она все больше отгораживается от остального общества. Свою генетическую роль в этом обособлении играет предпочтение, которое проявляют носители высоких IQ друг к другу при заключении браков. При высокой наследуемости интеллекта это создает своего рода самовоспроизводящуюся касту из людей, принадлежащих к первому классу.