«Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча. Доч-ча»

Волчица застывает. Кажется, до нее дошло.

— Видишь теперь? Его зациклило на образе, — я терпеливо объясняю. — Не жди ничего хорошего от Гены. Сейчас я попытаюсь усыпить его. Ваша задача защищать меня, если бросится.

Еремей вскидывает вверх песочные руки. Настя тоже образумилась, оскаливает пасть и следит за горынычем.

А Гена всё талдычит свою «доч-чу». Заглядываю в его сознание. Щитов нет, но красная матрица загородила собой всё немудреное сознание зверя. Офигеть. Даже не знал, что такое возможно. Фрагмент полностью интегрировался в мозг хищнику. Интересно, я тоже могу переместиться, допустим, в Шарика? Пробовать не хочется, но неплохо бы знать. Это же формула бессмертия, блин. Прыгаешь себе по чужим телам и никогда не умираешь от старости либо болезней.

Так, не отвлекаемся. Не знаю с чего начать. Тронешь ментальным щупом — и зверь может среагировать, напав. А пси-импульс не факт что подействует. Не ожидал я, что за такое короткое время Гена столь усилился ментально. Сидел себе двадцать лет и на тебе!

— Стреляйте насчет «три», — командую Еремею и он вскидывает ружье. Сам я тоже готовлюсь ударить пси-зарядами. Ну и ножичком — вскинул руку для броска. Расстояние больше пяти метров, но куда-нибудь да попаду. — Раз, два, три!

Еремей спускает курок, я швыряю нож и выпускаю залп из «пси-ружья». Но в этот момент Гена швыряет огромный стол на нас, а сам по широкой дуге сигает к Насте. Дротик застревает в дереве столешницы, ножик тоже летит мимо. Только пси-заряды достигают цели. Но их, как я и думал, оказывается мало, чтобы вырубить горыныча. Я формирую новые пси-ножички, но сравнительно небольшая Настя уже схватывается с гигантом Геной. Волчица вцепляется горынчу в лапу, а он с ревом трясет ею, сам пытаясь сомкнуть гигантские челюсти на волчьей ноге.

Но тут ему в спину прилетают мои ножички — все пять, — и крокодила колбасит. Он бьется всем телом о пол. Ментальный фон сходит с ума — Гена пытается пробить щиты Насти. Возможно, ему это удалось бы. Но Еремей выпускает пару дротиков в горыныча, да и я продолжаю град пси-разрядов.

Зверь наконец вырубается, превратившись в гигантскую зеленую гору посреди столовой. Волчица отпускает покусанную лапу Гены.

— Так, Насть, принеси камень, — я поднимаю один из оброненных стульев и сажусь на него. — Сейчас я займусь фрагментом баронессы. Больше ждать нельзя, а то непонятно что Гена еще учудит.

Дочь барона принимает человеческий облик и убегает за камнем. Я же контролирую состояние Гены до тех пор, пока она не приносит Жартсерк. Дальше занимаюсь извлечением фрагмента сознания баронессы. Вроде бы ничего сложного, только энергозатратно. Наверно, при более скрупулёзной настройке щупов ушло бы меньше сил. Но у меня и так выходит неплохо.

После переноса самоцвет становится темнее.

— Она там? — замирает Настя.

— Частично, — улыбаюсь. — Ведь есть еще вторая половина.

— Ага, и мы сейчас же отправимся за ней, — заявляет барышня не терпящим возражения голосом, а я не спорю. Всё же дело касается ее матери, девушку можно понять.

Девушка оглядывается на Еремея, который уже сбросил песочный доспех.

— Позаботьтесь о Гене, — указывает на спящего крокодила. — Если у нас не получится, фрагмент сознания мамы вернется обратно в горыныча.

— В курсе, госпожа, — грустно кивает дворянин. — Ведь уже не раз видели неудачные попытки, к сожалению. А о Гене позаботимся. Простите, пожалуйста, за мою оплошность. Не проследил я за ним, а он, оказывается, за забор бегает, людей ест, — грустный вздох. — Виноват перед погибшими. Придется их родственникам компенсацию платить.

— Главное, разместите Гену так, чтобы больше этого не повторилась, — строго говорит Настя, и Мастер песка виновато кланяется ей.

— Обязательно. Больше я так не оплошаю, — обещает он.

За Геной приходят гвардейцы с носилками. А мы с Настей вскоре уезжаем дальше. Барышня уже не гонит, наоборот, сосредоточенно водит свою красную молнию, иногда странно посматривает на меня. Я же со скукой изучаю осенние пейзажи.

— Даня, а ты точно простолюдин? — вдруг огорошивает вопросом девушка.

Я смеюсь.

— А что, во мне просвечивает аристократическая порода? — улыбаюсь.

— Если честно, то да, — почему-то она смущается. — У тебя длинные пальцы на руках и лицо с волевым подбородком. Ты очень похож на аристократа. — Ого, вот так комплимент! Приятно-приятно. — Но меня больше смутило твое поведение. Ты легко согласился на разговор на «ты», ведешь себя непринужденно не только со мной, но и с отцом и Еремеем. Поэтому я и задалась вопросом.

— Твои сомнения ошибочны, хоть и приятны мне, — подмигиваю я. — Я самый что ни есть чистокровный простолюдин. Возможно, правда, бастард, но сомневаюсь.

— А еще среди простолюдинов очень мало сильных телепатов, — Настя добавляет аргумент в пользу своей интересной версии.

— Их в принципе мало, — отмахиваюсь я.

— А среди простолюдинов особенно, — настаивает на своем барышня и как довод приводит. — Мне лет больше, чем тебе, Даня. Я уж знаю.

— Ну хорошо, уговорила, — беззаботно соглашаюсь, хотя Настя и забавная, когда злится. — Я — бастард, может, даже царских кровей, — улыбаюсь.

Девушка фыркает и устремляет взгляд на дорогу. Она круто петляет между выросшими холмами, и здесь необходима полная сосредоточенность водителя, а то еще слетим на повороте.

— Далеко наша следующая остановка? — спрашиваю.

— Нет, мы едем к моему дяде и брату мамы Кожевникову Егору Дмитриевичу. Это он вместе с Геной защищал маму и маленькую меня. Поэтому вторая половина сознания мамы заточена в дяде.

Дядя, значит…Ну да, логично, а для чего еще нужны родственники? Чтобы можно было использовать его мозг для временного хранения своей личности.

Через два часа холмы утекают в сторону, по пологой равнине мы доезжаем до еще одной усадьбы. Подъезжаем к воротам. Настя, потянувшись над дверью, нажимает кнопку домофона.

— Кто вы и с какой целью едете на территорию рода Кожевниковых?

— Анастасия Горнорудова, — коротко говорит Настя, ограничившись именем.

Кожевниковых должны были предупредить, что знатная родственница скоро приедет.

Но, видимо, охране не доложили о нашем скором приезде. Только спустя двадцать минут ворота распахиваются, и мы въезжаем за стены усадьбы.

Выглядит она не очень пышно и явно знавала лучшие времена. Фасад господского дома давно не подштукатуривали, краска местами облезла, сад неподалеку зарос травой.

Настя хмурится, оглядев дядино хозяйство.

— Давно не была в гостях у дяди? — догадываюсь я.

— Да, с детства, — смущается она. — Времени всё никак не было, — словно оправдывается.

Ставим машину на крытой парковке между большим и одноэтажным домами. Из небольшого домика доносится смех и громкая музыка.

— Вечеринка-то в самом разгаре, — замечаю я.

Настя бросает быстрый взгляд в сторону домика.

— Наверное, это гуляет Толя, сын дяди, — делает она предположение.

Мы же двигаемся в большой дом. Самое интересное — нас никто не встречает. Ни хозяин, ни слуги. Вот такое вот гостеприимство. Настя встревоженно поджимает губы, но ничего не говорит.

Мы заходим в дом сами, пересекаем коридор, пока не доходим до столовой. Громкий перестук столовых приборов о тарелки мы слышим еще в холле.

За столом ужинают мужчина с женщиной. Они будто специально нас не замечают, пока Настя не говорит обеспокоенно:

— Дядя…

Только тогда мужчина неспеша поднимает взгляд на племянницу.

— А, Анастасия, прибыла уже. — Ни приветствий, ни предложения сесть, ни поклонов, хотя Кожевниковы — нетитулованные дворяне и уступают в статусе Горнорудовым.

Настя не проявляет никаких эмоций. Она гордо вскидывает подбородок и садится напротив дяди, отчего тот перестает есть и хмуро оглядывает гостью. Женщина тоже прекращает обед и робко смотрит на мужа.

— Прибыла, — коротко бросает Настя, явно приняв предложенные «правила игры». — За фрагментом сознания моей матери, дядя. Будь добр отдать его.

Я могу лишь поаплодировать девушке. Нас тут точно собрались гнобить. Поэтому надо макать Кожевникова лицом в его же неуважение.

— Вот как заговорили, — протягивает Егор. — В этом целиком Горнорудовы. Приходите в мой дом и даже без «здрасьте» требуете что-то отдать.

— Что-то⁈ — вскидывает брови Настя. — Это не что-то, это разум моей матери! Разум твоей сестры, дядя!

Я прямо чувствую ее возмущение, но Кожевников только морщится.

— Не преувеличивай, — фыркает он. — Это попытка будет такая же провальная, как и все остальные до нее! Но вы могли бы проявить больше уважения! Хотя бы предложить вознаграждение за то, что я снова подставлю свое сознание вашему телепату!

— Разве отец тебе не помогал всё это время? — хмурится