- Нет! – почти плачу я, обнаружив на соседней подушке весьма довольного Ивана.

- Ночью «да» говорила, утром: «нет», - мужчина потягивается, и зевает. – Типичная женщина!

- Ночью вместо меня алкоголь говорил! – возмущаюсь я, и снова стряхиваю наглую мужскую ладонь, легшую на бедро.

Некоторые события все же вспомнились: как я, глупо хихикая, и спотыкаясь, делаю знак Ивану вести себя тише, ведь мы не одни; как толкаю на разобранный диван, и валюсь рядом. И это последнее, что я помню.

Провожу руками по бедрам, и вздыхаю – белье на мне. Вряд ли Ванечка сделал свое дело, а затем решил заботливо меня одеть – мужчины лишь раздевать умеют. И то, с бюстгальтером до сих пор не все разобрались.

- Не было ведь ничего?

- Василисушка, - фыркает Ваня. – Я честно хотел воспользоваться твоим состоянием, как ты сама меня и просила, но добудиться не смог. Поверь, я пытался! Но сейчас ты, как я вижу, бодра, так что приступим.

И мужчина, не позволяя мне опомниться, резко оказывается сверху, прижимаясь к бедру весьма внушительным…хмм, весьма внушительной эрекцией. А ладонь снова кладет на мою грудь, что становится последней каплей.

- Ты обалдел? – шлепаю мужчину по руке. – Протрезвела я, Ванюша. Секса не будет, и прекрати меня лапать в конце концов! Наверное, всю ночь этим занимался, извращенец, да?

- Разумеется, - ухмыляется он, - это моральная компенсация. И секс будет прямо сейчас!

Иван наклоняется ко мне с самыми очевидными намерениями, которые очень явно упираются в мое бедро – приятно, черт возьми! Но каков наглец!

- Ладно, валяй, - я шумно выдыхаю. – Целуй, только зубы я чистить не пойду. Наслаждайся перегаром, Ванечка!

Я почему-то была уверена, что он намекнет мне посетить ванную, но Иван лишь закатывает глаза, и прижимается к моим губам, нагло их раздвигая. Язык вторгается в мой рот, обводит нижнюю губу, и я вздрагиваю, по-настоящему разбуженная этими ласками.

- Винишко? – Иван отрывается от моих припухших губ, и с видом ценителя причмокивает. – Оригинальный привкус!

Мужчина снова тянется ко мне, и я делаю то, что обычно делают с наглецами – мое колено встречается с его «твердыми намерениями». Иван со стоном валится на кровать, Я же успеваю освободиться, и вскакиваю на пол, ища глазами халатик – интересно, это Ваня меня раздел, или я сама платье скинула? Белье на мне, конечно, красивое – красное, кружевное, и стоит как крыло самолета, но разгуливать перед мужчиной в таком виде не стоит.

- И это твоя благодарность? – стонет Иван, отдышавшись от удара. – Тащишь в дом всякую дрянь, от которой мне приходится избавляться, а затем бьешь в самое дорогое, что у меня есть?!

- Да, пора перестать тащить в дом всякую дрянь. Тут ты прав, - фыркаю я, и утешаю: - Ой, да брось, не так уж сильно я тебя и ударила! Не отвалится твое «самое дорогое»! Вы, мужики, как дети.

Нехорошо получилось, конечно. Но не объяснять же Ване, что врезала я ему для того, чтобы у меня самой соблазна не было. Может, я бы и поддалась: сильное мужское тело на мое, жаркие поцелуи и откровенные ласки, но не когда за стеной спит мой, законный пока, муж.

«Ох, Борька маме нажалуется! – ужасаюсь я, прикрыв рот ладонью. – И родительница устроит мне веселую жизнь на пару с бабушкой и сестрами. Может, муженек не видел, кого я притащила?»

- Иван, тебе пора, - шепчу я. – Быстро! Одевайся, и уходи, только тихо!

- И не подумаю. Накорми меня сначала, - нахально отвечает мужчина, и не думая сбавлять голос.

- Я тебе все содержимое холодильника упакую, честно. Но если мой муж тебя увидит, - я нервно сглатываю, - поверь, будет очень плохо!

- Ой, да что он мне сделает?

Ваня садится на кровати, и приподнимает бровь.

- Борис – ничего, а вот моя мама – страшный человек! Я не шучу! – хватаю Ивана за руку, и тяну к двери, умоляюще шепча: - Ну пожалуйста, не вредничай ты!

- Ладно, трусиха ты моя. Пора перестать бояться мамочку в твои-то годы, - хмыкает он.

И когда я тихо открываю обычно скрипящую дверь, храп Бориса обрывается, и мы с мужем встречаемся взглядами.

- Доброе утро! – громко и несколько ехидно здоровается Иван, стоящий за моей спиной. – Вы, стало быть, муж Василисы?

- Да, - хрипло отвечает Боря, приподнимая голову с подушки. – А вы кто?

«Конь в пальто» - думаю я, мысленно готовясь к экзекуции от матушки, которой позавидовал бы сам Торквемада со всей его Испанской инквизицией.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Почему-то мне немного стыдно. И, что странно, стыдно не перед муженьком за свое появление с посторонним мужиком из спальни, а перед Иваном. Слишком уж комичен и нелеп Боречка: поднимается с неудобного дивана, кряхтя как пожилая старушка; майка сползла с плеча, а внизу скаталась…

Ни разу не Ален Делон. А эскортник свеж как элитная вода Эвиан; бодр, как продавец пылесосов; и цветет, как сорняковая ромашка в саду у моей матушки. В общем, бесит!

- Это мой гость, который уже уходит, - пытаюсь я спасти ситуацию.

Но, разумеется, гадкий Ваня подкладывает мне здоровенную и жирную свинью. С громким скрипом отодвигает стул, подпирающий сломанную дверцу холодильника, и садится за стол.

- Я ее любовник, - с улыбкой кивает Иван Боречке, будто спрашивая: «Ну и что ты мне сделаешь, чудо чудное?»

Чудо не торопится бить морду коварному соблазнителю Ивану, и неверной мне. Боречка – человек основательный, и не позавтракавши морды не бьет, чтобы калории не сжигать, видимо.

- Васечка, налей мне чай. Пожалуйста, - добавляет муж после моего тяжелого взгляда.

Ох и долго я приучала его, чтобы он добавлял волшебное слово, превращающее приказ в просьбу. Кидаю взгляд на часы – время еще есть.

- И как вас зовут, любовник моей жены? – вежливо интересуется Борис.

- Иван. Очень приятно.

«Может, я вчера упилась до белой горячки? – думаю я, и ставлю на стол вазочку с курабье. – Это было бы логично: лежу в вытрезвителе под капельницей, и белочку ловлю. А что это, как не белочка: они же сейчас брататься начнут! А затем, того и гляди, поделят меня: по четным дням я буду при муже, а по нечетным при любовнике!»