Раз армия должна всегда быть в полной боевой готовности к услугам генерала, то для этого, кроме полного внутреннего единства, необходимо, чтобы каждый отдельный член ее был совершенно свободен от обязательств, которые могли помешать свободе его действий. Игнатий позаботился и об этом: 1) он обеспечил иезуитам безусловную независимость от всех светских привилегий; 2) он освободил их от всех монашеских и священнических обязанностей, которые могли бы стеснить их деятельность; 3) в то же время он обеспечил им высшие привилегии светского духовенства, а учреждениям ордена, поскольку они вели университетское преподавание, — высшие привилегии университетов.

Вследствие этого иезуит не обязан, как монахи, носить специальный костюм; он не обязан всецело отдаваться аскетизму; он не обязан, подобно членам капитулов или так называемым регулярным каноникам, петь в хоре. Таким образом, он и не монах, и не светский священник в обычном смысле слова; он представляет собой нечто особенное. Он — совершенно независимый от какой бы то ни было посторонней власти член священнической корпорации, суверенно управляемой единым главой, который ответствен только перед папой. Таково же положение всех поселений и домов ордена. Где бы они ни находились, они являются среди государственных территорий как бы владениями иностранной державы, которая суверенно управляет ими, хотя бы по временам и скрывает это.

Таким образом, орден образует автономный политический организм, государство с собственным правом, собственной конституцией, собственным имуществом, словом, государство наподобие древних германских государств: армию, всегда готовую к бою с девизом «Ad Majorem Dei Gloriam»[20], то есть к наибольшей славе церкви, управляемой непогрешимым папой.

Общество Иисуса является, конечно, своего рода шедевром, и его создатель, несомненно, принадлежит к числу самых крупных организаторов всех времен. Но отсюда не следует, чтобы оно представляло собой в истории монашества нечто абсолютно новое и не имело прецедентов и образцов. Если рассматривать его во всемирно-исторической перспективе, то оно так же, как и иезуитский идеал жизни, покажется скорее результатом тенденций, уже раньше существовавших и действовавших в эволюции монашества. Хотя первоначально монах думал исключительно о своем личном освящении и бежал не только от мира, но и от церкви и даже от других монахов, все же в монашестве с течением времени появилась тенденция к образованию конгрегации и тесному сближению с жизнью церкви и мира.

Известно, что в IV веке наряду с отшельническим идеалом возникает идеал монашеского общежития. Наряду со скитами и колониями отшельников, где живут исключительно ради личного очищения, мы находим монастыри, где братская любовь признается священной обязанностью. Уже тогда, особенно на Западе, возникает тенденция привлекать монахов на службу церкви, а вместе с тем и тенденция подчинить церковь, то есть духовенство, — монашеству. В лоне латинской церкви эта тенденция проявляется с возрастающей энергией: целибат клириков, большие монашеские организации священников, участие монахов в реформе церкви представляют собой общеизвестные результаты взаимодействия между монашеством и церковью, которое с течением времени все более усиливается. Но еще важнее то обстоятельство, что монашество само стремится отодвинуть аскетизм на второй план и выдвинуть на первое место дела светской, практической благотворительности и специфические церковные задачи — оно начинает видеть свой идеал в служении церкви и миру. Уход за больными, выкуп попавших в рабство христиан, даже постройка мостов и война с неверными начиная с XII века признаются специальными обязанностями монашеских ассоциаций. При этом важнейшее значение имеет апостольская проповедь Франциска Ассизского.

Совершенно не стремясь к тому, эта проповедь вызвала появление новой группы монашеских обществ, которые немедленно захватили в свои руки все священнические функции и стали конкурировать со светским духовенством на его собственной земле, видя в проповеди и заботе о спасении душ призвание истинного монаха. Орден иезуитов непосредственно примыкает к этой фазе развития, представленной нищенствующими орденами, но он идет гораздо дальше нищенствующих орденов. Аскетизм и созерцание он сохраняет лишь в качестве подготовительных упражнений; в филантропической деятельности среди мира, в служении церкви он видит истинную задачу ордена; он обязывает своих последователей вести монашеский образ жизни лишь в той мере, в какой он не стесняет и не мешает практической деятельности; он возвращает монашество в мир и церковь с целью заставить его всецело служить миру и церкви. Следовательно, он знаменует собой апогей и завершение той эволюционной эпохи, которая сближала монашество с церковью и миром, а вместе с тем, с известной точки зрения, апогей и завершение развития монашества на Западе.

Организация ордена иезуитов также является до известной степени апогеем и завершением этой тысячелетней эволюции. Древние монастыри Запада первоначально развиваются в тесной связи с окружающими их церковными и политическими учреждениями; в церковном и политическом отношении они не составляли автономных учреждений. Но по мере того, как монашество начинает принимать все большее участие в управлении церковью, оно все более приходит к сознанию своего собственного значения, все живее чувствует необходимость добиться для монастырей церковной и политической самостоятельности.

Эта тенденция встречает энергичную поддержку со стороны курии и в конце концов приводит к все более и более тесному союзу между монашеством и папством. А так как изолированные монастыри обычно не могут отстоять свою независимость, то вскоре возникают попытки теснее связать между собой монастыри, подчиненные одному и тому же уставу. Так возникают первые конгрегации монастырей, или монашеские ордены. В этих орденах отдельные монастыри сначала еще представляют собой довольно самостоятельные организмы. Но с течением времени ордены все более и более превращаются в интернациональные и папские учреждения. Если конституция цистерианцев была еще полностью аристократической и сохраняла известную долю независимости для отдельных семейств монастырей, то нищенствующие ордены имеют уже вполне единообразную и законченную организацию с избранной центральной администрацией, во главе которой стоит генерал.

Единообразие и централизация идут еще дальше в конституциях монашеских рыцарских орденов; в частности, появляются уже пожизненно избираемые главы орденов. Но это единообразие и централизация являются лишь робкой попыткой по сравнению с конституцией Общества Иисуса, где благодаря если не юридическому, то, по крайней мере, фактическому самодержавию генерала достигнута такая степень единообразия и централизации, которая уже не может быть превзойдена. В то время интернациональный характер Общества, так же как и его независимость по отношению ко всем властям, за исключением одного лишь папы, обставлен такими гарантиями, какие только можно себе представить.

С точки зрения своей конституция Общество Иисуса также является кульминационным пунктом всей предшествующей эволюции западного монашества. Оно представляет собой последний из великих орденов, созданных католической церковью. В то же время оно представляет собой орден, наиболее отклонившийся от первоначального идеала монашества, но тем не менее выразивший с наибольшей силой, как в своем идеале, так и в своей конституции, те основные тенденции, которым монашество было обязано своим развитием. Поэтому его история богаче и разнообразнее истории всех других орденов; правда, это касается скорее его внешней истории, потому что его задача заключалась в деятельности вне церкви. И Общество Иисуса честно выполнило эту задачу. Оно не только добровольно поступило на службу церкви и сумело заставить мир повиноваться ей, оно стало само, как мы увидим ниже, одной из великих мировых сил.