появления в партизанской бригаде агент во всём признался начальнику особого отдела. Тот отправил его искупать свою вину прямо в боевое пекло. Лазарев в этих боях показал себя настолько хорошо, что Пяткин решил использовать Александра уже для проведения более сложной партизанской акции. И Лазарев вернулся к немцам с «разведданными», специально подготовленными партизанскими особистами, те обрадовались успешному возвращению агента и перевели его на более безопасную работу в охрану школы, повысив в звании…

В общем, примерно такие обстоятельства и могли способствовать быстрому проникновению Лазарева в Печки.

Но всё же – почему Пяткин ничего такого не сообщил ни в рапорте своему начальству, ни в своей книге, где изложил довольно невнятную и полную противоречий официальную легенду о внедрении?

Думаю, что причина может заключаться в сугубо субъективном факторе. Дело в том, что рапорт писался уже после гибели Александра, и Пяткин хотел представить своего разведчика к государственной награде. Да и привязался начальник особого отдела к этому обаятельному нижегородскому парню чисто по-человечески – ведь Пяткин уже после войны нашёл семью Александра.

Но то военное (да и первое послевоенное) время было сложным и по-сталински суровым. Вряд ли бы в Москве обрадовались тому, что блестящую операцию провёл бывший сотрудник «Цеппелина», пусть даже и раскаявшийся. Даже спустя годы после окончания Великой Отечественной на бывших русских – вольных или невольных – сотрудников СД смотрели с большим подозрением. Бывали и случаи, когда их незаконно лишали заслуженных советских наград и отправляли в места заключения – автор этих строк знает несколько характерных примеров.

Так, 10 августа 1948 года военным трибуналом Горьковского гарнизона был осуждён Фёдор Иванович Аношин, уроженец Арзамасского района Горьковской области. Этот человек, будучи раненым, в мае 1942 года под Керчью попал в плен. Чтобы вырваться от немцев, Аношин согласился на вербовку в знакомый нам «Боевой союз русских националистов».

Аношин поначалу обучался в одной из немецких разведшкол по подготовке агентов-пропагандистов, откуда его перевели во 2-ю русскую «Дружину». Как только «Дружина» прибыла в Белоруссию, Аношин вместе с тремя другими солдатами сразу же бежал в лес к партизанам. Более года потом воевал в Белоруссии, в составе партизанской бригады имени Кутузова, пройдя путь от рядового партизана до командира отдельного отряда. Был награждён медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степени и орденом Боевого Красного Знамени…

Его арестовали уже после войны, в 1948 году, по неправедному обвинению в причастности к «Цеппелину», частью которого и был тот самый «БСРН». Наверное, если бы Аношин служил у немцев в какой-нибудь РОА или в обычном полицейском отряде, то вряд ли бы его тронули, тем более он уже давно искупил свою вину, честно и отважно сражаясь у партизан. Однако всё портил именно «Цеппелин»!

Эта структура у чекистов была на особом счету, за его сотрудниками шла неумолимая охота и спустя много лет после войны. И не всегда разбирательство с этими сотрудниками шло объективно. Под эту «раздачу», видимо, попал и Фёдор Аношин.

Следователь МГБ ничего не хотел слушать – ни того, что арестованный не принимал никакого участия в подрывной деятельности против Советского Союза и не был замечен в карательных акциях, ни свидетельских показаний товарищей Аношина, с которыми тот из «Дружины» ушёл к партизанам. Например, бывшего «дружинника» и партизана Ивана Чуба, который рассказывал следствию о том, что в лес от немцев они бежали при первой же появившейся возможности, как только «Дружину» перевели из Польши в Белоруссию. Не интересовали следствие и отличные боевые характеристики, которые давали на Фёдора партизанские командиры из бригады имени Кутузова.

Следователь, похоже, видел перед собой только ориентировку, подготовленную 2-м Главным управлением МГБ, где фамилия арестованного значилась в целом списке разыскиваемых немецких шпионов:

«Аношин Фёдор, 1921 года рождения… Агент разведоргана “Цеппелин”… Служил в карательном отряде СС “Дружина” под командованием изменника Блажевича».

Не исключаю даже, что существовала некая негласная установка – сотрудников «Цеппелина», невзирая на степень их вины, обязательно привлекать к уголовной ответственности и давать им реальные сроки заключения. Так оно и произошло: Фёдора Аношина приговорили к 10 годам лишения свободы.

Из советских лагерей он вышел только в 1955 году. После чего многие годы добивался реабилитации. В 1982–1983 годы его дело рассматривала специальная закрытая комиссия, состоящая из членов Горьковского обкома партии и областного управления КГБ. Комиссия полностью реабилитировала Фёдора Ивановича, вернув ему все боевые награды и доброе имя…

Так что афишировать Лазарева не просто как бывшего власовца, но и как бывшего сотрудника «Цеппелина» было себе дороже – ведь потом порой несладко приходилось и заступникам этих людей, даже тем из них, кто служил в госбезопасности.

Вот почему Пяткин вполне мог скорректировать свой рапорт в благоприятную для Александра сторону – мол, до внедрения не имел никакого отношения к разведке СД, а был только рядовым власовцем. Тем более операция была проведена по личной инициативе Пяткина, проведена успешно, и начальство явно не намеревалось вникать во все её подробности.

Мало что изменилось и после смерти Сталина – видимо, Пяткин, уже во времена КГБ, всё же доложил о том, что именно Лазарев был источником по школе «Ваффеншуле» (о чём прямо свидетельствует архивная справка УФСБ из Санкт-Петербурга), но публично делать этого не стал – ни тогда, кода консультировал режиссёра Алексея Германа, ни тогда, когда писал книгу «Крах “Цеппелина”». Ведь власовская тема, а уж тем более тема сотрудничества советских людей с «гестаповской» разведкой, вплоть до 1991 года явно не пользовалась, мягко говоря, одобрением со стороны руководства страны.

Сам факт того, что Александр Лазарев «получил» свою посмертную награду – орден Отечественной войны – только в 1965 году и «получил» очень по-тихому, тоже говорит о многом…

Глава 5

О том, как партизаны умеют работать

Впрочем, несмотря на все личные симпатии к Лазареву, Пяткин прежде всего был профессиональным контрразведчиком. Поэтому и операцию он подготовил с учётом всех возможных факторов, включая и возможное предательство агента «Печковского»: война – штука страшная и жестокая, на ней, увы, бывает и такое. Поэтому никаких явок, паролей он Лазареву не дал. Как не было никакого хутора, где Александр якобы отъедался перед уходом в Эстонию, – это всё более поздняя литературная фантазия автора книги «Крах “Цеппелина”».

Из рапорта Георгия Пяткина:

«“Печковский” очень охотно пошёл на вербовку, не считаясь ни с какими трудностями, предстоящими ему впереди. В силу чего вызвало сомнение в его преданности, а потому я пустил по его пути следования до Пскова наблюдение, для изучения его поведения