Последние недели обстановка в семье была как на вулкане. Сразу же после получения той злополучной анонимки он пытался убедить жену уехать с детьми в какой-либо санаторий вместе с семьей Влада и под его защиту, но получил неожиданно твердый отпор. Отказ свой Юлька обосновала тем, что она наконец-то сможет выйти на работу и именно туда, куда так давно хотела — обратно в органы. Вскоре после окончания декретного отпуска Юлину должность сократили, и она осталась без места. Втайне Саша этому был рад — во-первых, дом и дети под присмотром, а во-вторых, ей вообще можно не работать — он их всем обеспечивал, отчета о тратах никогда не просил. Юля скрепя сердце тогда согласилась, но сейчас же словно с цепи сорвалась. Заявила ему, что проходит медкомиссию, оформляет документы и в скором времени снова наденет погоны. Ни от кого прятаться и снова, как когда-то давно, сидеть взаперти, тем более, под присмотром Влада не будет.

И вообще, заявила ему Юлька, она уже давно решила выйти на работу, только должности подходящей не было. А тут как раз и должность подвернулась, и дети уже пристроены в сад и школу, и няня есть хорошая, чтобы полдня смотреть за Данькой. На его вопрос, зачем ей работать, Юля холодно и бесстрастно заявила, что она устала сидеть дома, бесконечно варить каши, намывать полы и чувствовать себя глупой наседкой. Жизнь проходит мимо, в то время как у нее бесконечный «день сурка».

— Ты-то приходишь домой только переночевать, — упрекнула она его. Но последним доводом, на который Саша даже не нашел что возразить, были ее слова: — У меня уже есть стаж, еще несколько лет и я могу выйти на пенсию, а ты… — она слегка запнулась, покраснела, но все же сказала: — Ты сегодня есть, а завтра тебя нет. А так я и себя и детей обеспечу в случае чего…

— В случае «чего»? — не понял он. То, что ее слова неприятно его удивили, это еще мягко сказано.

— Тебя или прибьют, или разойдемся, — кинула Юля ему в лицо и отвернулась.

Он тогда просто взбесился. Взорвался внутри, но внешне сдержался. Единственно, наверное, слишком резко развернул Юльку к себе. Слишком резко и грубо.

— Это еще что за разговоры?!

Она поняла его состояние, потому и молчала. Умело выдерживала знакомый тяжелый взгляд.

— Про «прибьют» опустим, — согласился Саша, — я свои риски знаю, хоть они и минимальны. А вот что это за «разойдемся», интересно, а?! Че молчишь?

— Тебя постоянно нет дома, — после очень долгой и напряженной паузы Юля все-таки заговорила, — приходишь поздно, — и снова пауза, на этот раз короче: — И духами от тебя пахнет. Женскими.

Теперь паузу выдерживал Саша.

— Ты же сама мне не даешь, — наконец тихо сказал он, придвинувшись к ней ближе, — а если даешь, то делаешь это с таким видом, словно я тебя насилую, — Юля изменилась в лице, отвела взгляд, смотрела куда-то в сторону, он же, напротив, не отрывал от нее глаз. — Лишь бы дать, лишь бы отвязаться.

Да, это было грубо, но сожалений в ту минуту у него не было. Схватив жену за руку, Саша толчком усадил ее на кровать, уже давно не видевшую настоящую супружескую близость, а лишь какие-то короткие «перепихи» «на отвяжись», сам склонился над ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А может, я чего-то не знаю? — тоном, показавшимся Юле зловещим, спросил он. — Может, у тебя кто-то есть? Кто-то, кто чаще меня приходит домой, а? Отвечай!

— Нет! — Юля расправила плечи, смело взглянула мужу в глаза.

— Откуда тогда мысли о разводе?! — повысив голос, потребовал ответа Саша.

Юля какое-то время молчала, потом гораздо мягче произнесла:

— Саш, мы с тобой разные люди. Нам с тобой даже поговорить не о чем. Только о детях…

Воронов поджал губы, не стал ничего говорить. Просто изучал жену долгим взглядом.

— Никакого развода не будет! — он направился к двери, но на пороге задержался. Не оборачиваясь, бросил: — На работу можешь выходить, — и уже другим тоном, со сдерживаемой яростью и легко читаемой угрозой, добавил: — И, не дай бог, я узнаю, что у тебя кто-то есть… — вместо окончания фразы он саданул кулаком о стенку шкафа.

Злые Юлькины слова «То есть, тебе можно, а мне нельзя, да?!» до сих пор жгли душу, сводя с ума, душа ревностью. Как он ей тогда сказал? «Не доводи да греха!», «Ты меня знаешь!», на что она ответила с глубокой обидой и болью в голосе «Вот именно, что я тебя знаю!». Не простила, значит, до конца. Ни за себя, ни за парня бывшего, Макса. Оттого и метания эти, избегания, а теперь и желание найти мать Синицына. Вот с*ки, Курбановы или кто-там еще, так ему подосрать все!

Ну ладно, он сейчас обострять отношения с женой не будет, пойдет ей навстречу, обезопасит ее иначе. Проплатит ей толковый невидимый «хвост» для защиты от возможного нападения и, кстати, сразу же выяснит, есть ли у нее кто-то на стороне. Для души, бл*! При мысли об этом кровь в венах не просто кипела, а бурлила, грозя сварить его живьем изнутри! Не дай бог! Не дай бог! И да, надо еще эту няню пробить для надежности…

— Сань, ты чего грузанулся? — толкнул его в бок локтем Демидов. А он и забыл, где находится!

— Да ладно, — отмахнулся Воронов, — херня. Может, бухнем? — предложил, глядя в зеркало заднего вида на Димона, перевел вопросительный взгляд и на Влада.

— Душа болит? — с пониманием хмыкнул тот.

— Ага, и водки просит, — в том же тоне, поворачивая ключ в замке зажигания, ответил Саша.

Через минуту внедорожник Воронова с ревом вырвался из тесного дворика.            

— Не, мужики, извиняйте, но я домой, — слегка захмелевший Калинин отставил в сторону пустую стопку. На возражения сотоварищей возразил: — У меня дома гостья, нехорошо будет заявиться домой бухим.

Чтобы окончательно протрезветь, он решил до дома прогуляться пешком, благо, погода позволяла. В голове блуждало слишком много мыслей, которые дальше уже невозможно было гнать прочь. И мысли эти были отнюдь не о работе.

Он и сам не знал, почему так обеспокоился судьбой девчонки, почему не поручил помочь ей кому-нибудь из оперов. Все-таки он начальник розыска, а не рядовой сотрудник, чтобы решать проблемы каждого обратившегося. Последние несколько лет его работа, в основном, проходила в кабинете и заключалась в руководстве отделом и обеспечении правильной организации текущей работы, да в самом рутинном — оформлении документации. Но нет, никого он не отправил вместо себя к ней домой, все бросил и сорвался сам. А мог бы просто позвонить. Пожалел ее тогда, с месяц назад, и потом в груди что-то сжалось, едва увидел ее возле дежурки, потерянную и несчастную. Судьбу ее и так никак нельзя было назвать счастливой, а тут еще и новые неприятности. Не мог он ее оставить, лично хотел убедиться в том, что с ней все в порядке. А услышав про нерадивого соседа, доставляющего ей беспокойство и, вовсе, словно с катушек съехал. Мужику еще повезло, что его не оказалось дома, иначе огреб бы по полной программе. Да, пожалуй, место и, правда, было не самое благополучное для девушки. Зря он ее туда отправил.