Больше всего мне хотелось стукнуть его по дрожащему, как пудинг, лицу. Но пассажир — гость на корабле, поэтому я сказал:

— Если вы считаете, что у вас есть основания для жалобы, сэр, поговорите, пожалуйста, с капитаном.

Оставив его стоять, я пошел на мостик.

— Разрешите доложить, сэр. Название корабля, с которым мы столкнулись, «Карлсруэ». К счастью, кораблю не требуется помощь.

Капитан медленно повернул ко мне голову и спросил:

— Что вы имеете в виду, говоря «к счастью»? Вы довольны, не так ли? Если бы вы смотрели как следует, ничего подобного не случилось бы.

— Не вижу, в чем я виноват, сэр.

Он с минуту смотрел на меня, потом повернулся и пошел к двери. Но еще раз обернулся ко мне.

— Вину определит морской суд, — сказал он, захлопывая за собой дверь.

Я почувствовал себя так, будто по голове ударили молотком. Я повернулся к первому, стоявшему рядом:

— Вы думаете, это пойдет в морской суд, сэр?

Он пожал плечами:

— Возможно.

— А что тогда?

— Не беспокойтесь, — сказал он горько, — джентльмены за зеленым столом всегда найдут козла отпущения. Почти такой же случай был у меня в Мексиканском заливе. Однажды ночью мимо проходил плот, знаете, такая огромная штука из бревен, которые идут по Миссисипи. Она треснула, застонала и прошла мимо. На следующее утро сказали, что это мы устроили крушение. Предполагалось, что люди на борту кричали о помощи. Пять или шесть пассажиров в то же время сообщили, что они это слышали. Если бы не кочегар, проводивший свободное время у поручней и поклявшийся, что это был действительно плот, была бы хорошая заварушка.

У меня горло пересохло.

— Положим, меня сочтут виновным, что мне будет?

— Откуда я знаю? — нетерпеливо сказал он. — В худшем случае потеряете свое удостоверение.

Больше мы не говорили, но стояли рядом бок о бок, глядя вперед в черную беззвездную ночь. Потерять удостоверение — это конец. Вынести всю тяжелую работу все эти годы, а потом остаться без документов — это даже меньше, чем быть обычным матросом. Эта мысль преследовала меня.

На рассвете следующего дня мы подняли якорь и пришли в Бремерхавен около восьми часов. В конце моей вахты, когда я шел по палубе в свою каюту, я встречал враждебные взгляды некоторых пассажиров, а маленькая девочка подошла ко мне и серьезно спросила:

— Ты сейчас пойдешь в тюрьму?

Эксперты проверили повреждения и оценили их в тридцать пять тысяч марок. После ремонта мы продолжали плавание.

Для меня это плавание было неприятным. Капитан избегал говорить со мной. Он обращался ко мне с холодным пренебрежением, что ранило сильнее, чем громкие упреки. Поэтому я удивился, когда однажды ночью он вызвал меня на мостик. Мы были недалеко от Сан-Франциско. Корабль окружал такой туман, что казалось, мы плывем в мокрой вате.

Капитан был в штурманской рубке. Он выглядел озабоченным, как крестьянин, озирающий свои высыхающие поля.

— Вы можете взять радиопеленг?

— Да, сэр!

— Так возьмите.

Я пошел на мостик и взял пеленг. Туманный горн «Сан-Франциско» звучал с короткими интервалами, но из белой стены перед нами не приходило никакого ответа, хотя мы находились на главном пути к западному побережью. Вернувшись в штурманскую рубку, я записал пеленги.

Капитан смотрел мне через плечо.

— Это все вздор, — коротко сказал он. — Мы вот здесь. — И указал пальцем на место, лежавшее дальше к западу.

Я ничего не ответил.

— Идите, Прин, и получите пеленг с берега.

«Ладно, — сказал я себе. — Если ты не доверяешь мне, пусть тебе подтвердит кто-то другой».

В радиорубке я попросил ближайшую береговую станцию дать мне мои координаты. Новые данные указывали даже дальше к востоку, чем полученные мной.

Капитан ждал в штурманской рубке. Когда я доложил, он нахмурился:

— Вы совсем с ума сошли? Любой, у кого есть капля ума, поймет, что это неверно. Ваш пеленг неправильный. Возьмите новый.

Я взял новый пеленг. Эта позиция точно соответствовала первому пеленгу, который я взял. Капитан ничего не сказал. Он вышагивал взад и вперед по рубке, держа руки за спиной. Наконец он решился:

— Я пойду в соответствии с береговым пеленгом.

— Тогда мы сядем на мель в течение двух часов, — ответил я.

Он остановился:

— Если я пойду вашим курсом, я упущу лоцманский корабль и все равно сяду на мель.

Я знал, что мне нечего терять.

— Сэр, я предлагаю сначала идти в соответствии с моим пеленгом, а потом можно скорректировать его с береговым.

Он уставился на меня, как злобный бульдог.

— Ладно, но, если мы сядем на мель, берегитесь. Я добьюсь, чтобы морской суд лишил вас всего. — Он повернулся на каблуках и ушел.

Я остался один в штурманской рубке. Снаружи туман был как стена, никто не отвечал на мой сигнал. Внутри я чувствовал какое-то странное ощущение: я боялся, что получу свое, если все обернется не так. Я хорошо понимал, что капитан выполнит свою угрозу, и обливался холодным потом. Через полчаса я докладывал капитану:

— Пора менять курс, сэр.

Он вошел.

— Новый курс сорок два градуса.

— Хорошо, пусть сорок два, — ответил он, не глядя на меня. И снова ушел.

Если мой пеленг правильный, мы должны быть совсем близко от берега и в любой момент можно ожидать катер лоцмана. Но ничего не было видно, только ночь и туман. Вахтенный офицер просунул голову в дверь.

— Сигнальщик докладывает: пять коротких гудков впереди, — произнес он тихо, чтобы не заглушить сигнал.

Я вышел к нему на мостик. Мы внимательно вслушивались и услышали слева впереди еще слабый сигнал на расстоянии. В десяти шагах от нас стоял без движения капитан, темная статуя в тумане.

— Сэр, катер лоцмана впереди, — прошептал я. Мой голос немного дрожал: это был мой лучший момент на борту «Сан-Франциско».

— Думаете, я глухой? — ответил он. — Я слышу его уже довольно долго.

Я вернулся в штурманскую рубку. Капитан шел за мной.

— Спуститесь и примите лоцмана. — А затем, когда я уже выходил, он добавил, почти нехотя: — Ладно, вы все сделали правильно.

Это была наивысшая похвала, которую я от него слышал.

С этих пор все для меня стало гораздо приятнее. На обратном пути он отпускал меня с мостика, когда мы были еще в сотне миль от берега. Я был освобожден от всех обязанностей. Мне предложили смотреть на все проще, так как я понадоблюсь в непредвиденных случаях или если потребуется радиопеленг.