С самого первого момента, как маркиз увидел ее, он незаметно наблюдал за Брайони. Он был, мягко говоря, поражен ее чопорным нарядом. Целую минуту он злился, что у нее не хватило мозгов и вкуса и она сделала из себя пугало. Но после недолгих размышлений его гнев утих. Он видел, что все молодые люди избегали ее общества, но он не жалел Брайони. В конце концов, она сама это сделала. Нет, его светлость размышлял о том, как эти обстоятельства можно повернуть в свою пользу. Это может заставить ее, размышлял он, более благосклонно отнестись к тому, что он собирался предложить ей. Когда она окажется под его протекцией, он будет сам выбирать для нее одежду и украшения и открывать красоту, которую она так старается спрятать. Он увидел, что она пристально смотрит на него, и улыбнулся ей одной из своих самых обаятельных улыбок.

К тем кавалерам, которые игнорировали общество Брайони, Рейвенсворт чувствовал только насмешливое презрение. Пока они увивались вокруг тех, кого считали бриллиантами чистой воды, чья красота и превосходные манеры были единственным, что могло рекомендовать их, он, Хью Монтгомери, был готов выхватить главный приз у них из-под носа. Подумав об этом, он невольно усмехнулся. Но воспоминание о том, что только случай скрестил их пути, заставило его посерьезнеть. В обычных обстоятельствах он бы ни за что не посмотрел второй раз на нее, на его Брайони. Он шепотом повторил это имя. Даже ее имя очаровывало его.

Он был уверен, что подготовил Брайони к уготованному ей будущему. Рейвенсворт почувствовал лишь легкий укол совести, когда вспомнил о той полуправде, которую внушил ей. Его отец действительно хотел, чтобы он женился на девушке своего круга, но он совершенно не ожидал этого. Хью Монтгомери никогда не позволял другим влиять на себя. Он всегда следовал собственным наклонностям, и герцог знал это. В некотором роде его милость даже одобрял своенравный характер единственного сына.

Рейвенсворт допускал, что однажды он, вероятно, женится и продолжит род. Его жена по рождению и воспитанию воплотит в себе все необходимое для исполнения этой высокой роли. Но он никогда не рассчитывал, что будет любить ее. Это было бы пошло и совершенно не нужно. Удовольствия он получал бы в другом месте.

Свою связь с Брайони он собирался сделать обязательством на всю жизнь. Как-никак она не девица легкого поведения, а имеет благородное происхождение и заслуживает глубокого уважения. Такое соглашение не было обычным для джентльменов его положения. Он постарается быть верным, но если ему это не удастся, он ни в коем случае не оставит Брайони. Это подло и недостойно человека чести. Место Брайони в его жизни будет неоспоримо.

Его размышления прервали вступительные аккорды вальса, и он уверенной походкой направился к ряду престарелых матрон, чтобы заявить свои права на Брайони. Встретившись с ней глазами, он улыбнулся ей неторопливой улыбкой.

Брайони никак не могла понять, почему его светлость в энный раз напоминает ей, что от него ждут соответствующего брака. Она слушала его с возрастающим раздражением, пока он с непринужденной грацией вел ее в вальсе по залу.

– Понимаете, – говорил Рейвенсворт с ноткой извинения в голосе, – мы, Монтгомери, очень древняя семья. Мы восходим к норманнскому завоеванию.

– Правда? – спросила Брайони, имитируя протяжную речь членов светского общества, которые хотели показать свое превосходство над теми, кто ниже положением. – Корни Лэнглендов уходят еще дальше.

Рейвенсворт выглядел пораженным.

– Неужели?

– О да, – ответила Брайони, придавая своему голосу интонацию вежливого безразличия. – Мы одна из очень старых фамилий.

– Лэнгленд? – переспросил Рейвенсворт. – Она саксонская?

Брайони покачала головой с легкой насмешкой.

– Нет-нет, не саксонская. Гораздо раньше всего этого.

Рейвенсворт подозрительно посмотрел на нее.

– И кто же тогда был ваш предок?

В глазах Брайони вспыхнул огонек.

– Думаю, его звали Адам.

– Адам Лэнгленд?

– Нет! Просто Адам. – На ее щеках появились ямочки. – Вы можете найти его в Библии.

Рейвенсворт легонько встряхнул ее.

– Вы несносная девчонка. Вы прекрасно знаете, что эта книга не очень мне знакома.

– Это меня не удивляет, – сухо парировала она.

Он прижал ее ближе и закружил с такой силой, что почти сбил с ног. Брайони изумленно открыла рот, и Рейвенсворт улыбнулся ей.

– Я предупреждал вас не стараться взять надо мной верх. Если вы не будете следить за своим языком, дерзкая девчонка, я непременно заставлю вас пожалеть об этом так или иначе.

– Из-за вас у меня кружится голова, – с трудом выговорила Брайони.

Он снова закружил ее, и она прильнула к нему, чтобы не упасть.

– Я хочу, чтобы у вас кружилась голова. – Его голос стал глубже. – Так же сильно, как она кружится у меня из-за вас.

Музыка закончилась, и Брайони попыталась освободиться из его рук, чтобы прийти в себя. Тогда он остановил ее, просунул ее руку под свой локоть и, не спрашивая ее мнения, объявил, что они должны пойти что-нибудь перекусить. Брайони покорно последовала за ним.

– Зачем вы привели меня сюда? – удивленно спросила Брайони. Только что они были в ярко освещенной столовой и готовились набрать в тарелки деликатесов с ломящихся от яств столов, и вот уже Брайони бесцеремонно ввели в маленький, слабо освещенный салон.

Рейвенсворт молча закрыл за собой дверь, и Брайони повторила свой вопрос:

– Зачем вы привели меня сюда? – Она посмотрела на него своими чистыми, спокойными серыми глазами.

– Потому что, – мягко ответил Рейвенсворт, – есть кое-что личное, что я бы хотел сказать вам, и у меня нет ни малейшего желания говорить об этом там, где есть любопытные уши.

– И что же это? – невинно поинтересовалась Брайони. Они стояли у порога, и Рейвенсворт взял ее за руку, твердо направив к дивану. – Пожалуйста, присядьте, – попросил он привычно властным голосом. Брайони села. Когда Рейвенсворт заглянул в глубину ее безоблачных доверчивых глаз, он вдруг понял, что произнести его предложение труднее, чем казалось вначале. Он начал довольно неуверенно:

– Мисс Лэнгленд... Брайони, вы, без сомнения, знаете, что мой отец, герцог, хочет, чтобы я удачно женился.

– Да, разумеется.

Рейвенсворт сделал протестующий жест.

– Это мой долг перед семьей и именем.

– Конечно, – с некоторым недоумением ответила Брайони. – По-моему, вы говорили мне об этом несколько раз.

Тогда его светлость начал, запинаясь, уверять даму, что, хотя она никогда не будет носить его имя, его сердце будет принадлежать ей вечно. Брайони слушала с нарастающим смущением, а маркиз беспокойно расхаживал взад и вперед и перечислял все выгоды, которые она получит, если согласится вступить с ним в связь.