– Мой дорогой Бенедикт, я уверен, что сам не имею ни малейшего понятия о том, что такое «нормально»! Да и разве имеет какое-то значение то, как именно мальчик съест морковку, если учесть общий великий порядок вещей? – спросил Феликс.

– Но ведь именно так он заработал это глупое прозвище, видишь ли, – продолжил профессор Смит, будто его не слыша. – Он любит мармелад горошком, знаешь, такие конфеты… просто с ума по ним сходит… ну вот, поэтому его мать каждый день кладет ему в коробку с завтраком пакетик таких конфет. Но он, вместо того чтобы просто съесть их, сначала раскладывает их по цветам. Глупее ничего и не придумать, и его теперь все зовут Бини Горошина!

– Ну, вполне могло прилипнуть и похуже что-нибудь. А кроме того, я думаю, ты уж слишком много значения придаешь…

– Да к тому же еще эта бредовая идея, что он обязательно станет первым исследователем, добравшимся до другого конца Черного Ледяного моста! – воскликнул профессор Смит. – И это притом что всем известно: это невозможно! Все исследователи, предпринимавшие такую попытку, включая и собственного отца этого мальчика, исчезли без следа! И во всем виновата его мать! У эльфов вечно какие-то странные идеи… Но она хотя бы убеждает Бенджамина, что он может делать все так же, как обычные дети.

– Похоже, она хорошая женщина, – заметил Феликс.

Профессор Смит нахмурился:

– Скорее, выбитая из колеи. А Бенджамин, помимо всех своих причуд, еще и слишком робок, чтобы стать исследователем.

– Робость – это просто черта характера, – с едва заметным укором произнес Феликс. – Не недостаток.

– А ты когда-нибудь слышал о робких исследователях, а, Перл? – прогремел профессор Смит. – Конечно не слышал! Одна идея чего стоит! Робкие люди сидят дома, бьют баклуши!

– Бить баклуши! – воскликнул Феликс. – Это сто тридцать пятый номер для списка.

– Списка? – рявкнул профессор Смит. – Какого еще списка?

– Я составляю список дел, которыми я предпочел бы занять время вместо причесывания усов и умащивания бороды… – начал было объяснять Феликс.

Но профессор Смит нетерпеливо качнул головой и снова заговорил:

– Феликс, прошу, не уходи от темы! Как я сказал, исследователь должен быть дерзким, храбрым, отчаянным, грозным…

– Храбрость и дерзость – одно и то же, – со вздохом произнес Феликс. – А большинство грозных людей, с которыми я встречался, заодно были просто невыносимыми. Да, боюсь, совершенно невыносимыми. Нет, Бенедикт, мне очень жаль, но ты несешь совершеннейший вздор, да! Бесстрашный человек гораздо скорее найдет смерть в экспедиции, чем разумный и осторожный. И Бини безусловно хорош именно таким, каков он есть.

Снова выйдя на палубу, Стелла нашла Бини у поручней: он смотрел на ледяной океан, держа в руке сетку для бабочек. Бини был такого же роста, как Стелла, но у него были черные волосы, обычно торчавшие во все стороны, потому что Бини терпеть не мог причесываться. И стричься он не любил, из-за чего возникала грандиозная суматоха, когда дядя тащил его к парикмахеру, пусть даже Бини и подкупали при этом его любимыми конфетками. Зато его волосы всегда были вымыты: Бини высоко ценил личную гигиену.

Как и говорил Бенедикт Боском Смит, в семье Бини действительно имелась кровь эльфов. Она проявлялась в его изящном сложении, в заостренных кончиках ушей. А если присмотреться к его черным волосам, то становилось видно, как в них мелькают синие искры.

В сетке Бини уже трепыхались три или четыре морские бабочки. Похоже, попали они туда уже довольно давно, потому что бессильно лежали на боку, слегка подергивая крылышками.

Пока Стелла смотрела, Бини поднял свободную руку, и на концах его пальцев вспыхнул золотистый свет. Едва этот свет коснулся бабочек, как они тут же очнулись, их зеленые крылья с крупинками соли сверкнули на солнце. Потом Бини открыл сетку, выпустил бабочек и стал смотреть, как они летят над водой, танцуя среди брызг воды и пены.

Стелла впервые обнаружила, что Бини обладает даром исцеления, когда они пытались забраться на хлебное дерево в саду (потому что его семена росли только на самом верху), но она упала и расцарапала локоть. При виде крови ее тут же слегка затошнило, но Бини спрыгнул с дерева, осторожно взял в ладони ее руку – это был первый раз, когда Бини к ней прикоснулся, – и из пальцев его потек вот этот теплый золотистый свет. Стелла задохнулась от восторга перед магической силой друга, и через несколько секунд на ее руке не осталось никаких царапин.

– Привет, Бини! – сказала Стелла, становясь рядом с ним у поручней.

И показала на бабочку, продолжавшую сидеть на его руке:

– Твой дядя сильно рассердится, когда обнаружит, что они исчезли?

– Думаю, да. Но он утром уже приготовил для них морилку. Я должен был что-то сделать.

Стелла была рада, что Бини спас бабочек, и ей хотелось обнять его, но она знала, что ему будет неприятно. Поэтому она лишь легонько похлопала его по спине и предложила соорудить на верхней палубе парочку снежных пингвинов. Море было в этот день гладким, как запруда у мельницы, но всю ночь шел снег, и его вполне хватило бы на снежные скульптуры.

– Я рад, что ты здесь, – сказал Бини, когда они вместе пошли по заледеневшей палубе. – С тобой экспедиция пойдет легче.

Достав из кармана маленькую деревянную фигурку кита-нарвала, Бини принялся тревожно вертеть ее в пальцах.

– Ой, ты взял с собой Оубри! – воскликнула Стелла.

Но не удивилась. Отец Бини вырезал для него этого нарвала после того, как во время последней экспедиции к Черному Ледяному мосту увидел странных животных – наполовину тюленей, наполовину единорогов. Сам мост был чудовищно огромным сооружением – он тянулся над морем и исчезал в ледяном тумане. Никто не знал, откуда он там взялся или куда вел, хотя многие исследователи пытались это выяснить.

Восемь лет назад отец Бини снарядил экспедицию через мост – и не вернулся. Никто так и не узнал, что с ним случилось, и Стелла понимала, что это неведение мучает Бини сильнее всего. Его отец просто… исчез. Как и вся его команда. Может быть, они замерзли во льдах, или у них кончились продукты и они умерли от голода, или их сожрал какой-нибудь гигантский снежный монстр, или они добрались до конца моста и нашли там нечто ужасное…

Спасательный отряд, отправившийся следом за ними, обнаружил остатки лагеря, промерзшие пустые палатки… И никаких следов хотя бы одного человека. Нашлась лишь сумка отца Бини, в которой лежали вот этот деревянный нарвал и журнал записей. Из нескольких заметок следовало, что он вырезал фигурку в подарок сыну Бенджамину. И деревянный нарвал сразу стал самым драгоценным достоянием Бини. Он вертел его в руках, когда беспокоился… а это было почти постоянно.

Вряд ли Бини шли на пользу знания о разнообразных опасностях, грозящих исследователям. После исчезновения отца он стал просто одержим этой темой. И еще, к несчастью, он обладал прекрасной памятью на неприятные факты и устрашающие цифры. В их первый школьный день Бини подошел к Стелле и заявил: