Получасом позже султан шлёт к Петерсу гонца с просьбой о мире. Ответ Петерса: «Султан получит мир — он упокоится с миром. Я покажу вагого, что такое немцы! Разорите деревни, подожгите дома и разрушьте всё, что не горит».

Поджечь дома оказалось трудно, поэтому их порубили топорами. Тем временем вагого собираются с силами, чтобы защитить свои жилища. Петерс говорит своим людям:

«Я покажу вам, с каким сбродом мы здесь имеем дело. Оставайтесь здесь, а я в одиночку обращу вагого в бегство.

Сказав это, я с криками «ура!» пошёл им навстречу, и сотни вагого бежали от меня подобно стаду овец.

Я это рассказываю не для того, чтобы в выгодном, героическом свете представить наши действия в данных обстоятельствах, а просто чтобы показать, какого пошиба людишки — все эти африканцы и насколько преувеличенными зачастую являются представления европейцев об их боеспособности и о средствах, необходимых для их усмирения.

Около трёх я отправился дальше на юг, к другим деревням. То же самое зрелище повсюду! После короткого противостояния вагого обращались в бегство, факелы поджигали дома, а топоры уничтожали то, что не брал огонь. Таким образом, в полпятого двенадцать деревень были обращены в пепел… Моё ружьё от частой стрельбы стало настолько горячим, что я с трудом держал его».

Покидая деревни, Петерс говорит вагого, что теперь они узнали его немного лучше. И что он собирается оставаться до тех пор, покуда хоть кто-нибудь из них ещё жив и покуда хоть один топор находится у них в руках.

Тогда султан запросил его об условиях мира.

Скажите султану, что я не желаю мира с ним. Вагого — лжецы, которые должны быть сметены с лица земли. Но если султан пожелает стать рабом немцев, тогда ему и его людям, возможно, позволят жить.

На рассвете султан присылает ему дары, в том числе 36 голов скота. «Тогда я убедил себя даровать ему договор, согласно которому он подчинялся немецкому господству».

С помощью этого нового вооружения колониальные захваты стали обходиться беспрецедентно дёшево. Затраты в основном ограничиваются патронами, необходимыми для убийства.

Немецкое правительство назначило Карла Петерса управляющим всех захваченных им территорий. Однако весной 1897 года он был доставлен на суд в Берлин. Процесс по делу Петерса вызвал скандал и получил широкое освещение даже в британской прессе. Его признали виновным в убийстве чернокожей любовницы. Но что действительно было подвергнуто осуждению — это не её убийство, а сами сексуальные отношения с ней. Бесчисленные убийства, совершённые Петерсом во время его завоевания немецкой колонии в Восточной Африке, воспринимались как нечто должное и остались безнаказанными.[30]

49.

Новое поколение оружия — многозарядное — не заставило себя долго ждать. В 1885 году француз Поль Виль изобретает нитроглицерин, который при взрыве не дымит и не оставляет пепла, что означало для солдат возможность остаться незамеченными после выстрела. Большая взрывная сила и нечувствительность к влаге были другими его преимуществами. Возможное теперь уменьшение калибра с мушкетных 19 мм до 8 мм значительно увеличивало точность стрельбы.

Наконец, вместе с бездымным нитроглицерином приходит и пулемёт. Хайрам С. Максим запускает производство лёгкого в транспортировке и стреляющего со скоростью 11 выстрелов в секунду автоматического оружия. Но британцы обеспечивают свои колониальные войска автоматическим оружием ещё раньше. Оно применялось уже против ашанти в 1874 году и в Египте в 1884 году.

Примерно в то же время, с применением в металлургии бессемеровского метода и других новых технологий, сталь становится столь дешёвой, что оказывается возможным её использование в широкомасштабном производстве оружия. В Африке и Азии, с другой стороны, местные кузнецы более не могут копировать новое оружие, поскольку не располагают необходимым для этого материалом: промышленно произведённой сталью.

В конце 1890-х годов винтовочная революция была завершена. Пехотинец любой европейской армии мог теперь вести стрельбу из положения лёжа и незаметно для противника, в любую погоду, со скоростью 15 выстрелов за 15 же секунд по целям на расстоянии до километра.

Новые гильзы были особенно хороши для использования в тропическом климате. Но на «дикарей» пули не всегда воздействовали желаемым образом, поскольку нередко они продолжали атаковать даже после 4–5 попаданий. Разрешением проблемы оказалась пуля «дум-дум», названная так в честь местечка Дум-Дум под Калькуттой, где находился завод по их производству, и запатентованная в 1897 году. При попадании свинцовое ядро пули «дум-дум» взрывало свою оболочку и наносило жертве обширные болезненные и долго не заживающие раны.

Использование пули «дум-дум» в конфликтах между «цивилизованными» странами было запрещено. Они были зарезервированы для охоты на крупного зверя и для колониальных войн.

Весь этот новый европейский арсенал — канонерки, автоматическое оружие, многозарядные винтовки, пули «дум-дум», — прошёл проверку в 1898 году битве при Омдурмане против численно превосходящего и очень решительного противника.

Одним из самых больших энтузиастов-живописателей войны, Уинстон Черчилль, позднее лауреат Нобелевской премии по литературе, служил тогда военным корреспондентом газеты The Morning Post. Он описал битву в «Моих ранних годах» (My Early Life, 1930), первом томе своей автобиографии.

50.

«Мы никогда не увидим больше ничего подобного битве при Омдурмане, — пишет Черчилль. — Это было последнее звено в длинной цепи тех волнующих конфликтов, чьё яркое и величественное великолепие придавало войне так много блеска».

Благодаря пароходам и только что проложенной железной дороге, даже забираясь в глубь пустыни, европейцы не испытывали недостатка в обеспечении любым снаряжением и припасами. Черчилль описывает:

… множество заманчиво поблёскивающих бутылок с вином и большие блюда с консервированным мясом и разносолами. Это великолепное зрелище, как по волшебству возникшее посреди пустыни в преддверии битвы, наполнило моё сердце такой полнотой благодарности, которую редко испытываешь, благодаря Господа за насущный наш хлеб.

Я атаковал мясо и холодные напитки с предельной сосредоточенностью. Состояние духа у всех было превосходным, настроение отличным. Всё напоминало праздничный обед перед скачками в Дерби.

«Неужели сражение действительно состоится?» — спросил я.

«Через час или два», — ответил генерал.

Черчилль подумал, что это «подходящий момент для полной жизни» и решительно приступил к еде. «Конечно, мы победим. Безусловно, мы сокрушим их».

Но в тот день столкновения так и не произошло. Вместо этого все сосредоточились на приготовлениях к ужину. К берегу причалила канонерка, и офицеры, «облачённые в безукоризненно белую форму», спустили с борта большую бутылку шампанского. Чтобы принять драгоценный дар, Черчилль зашёл в воду по колено и, завладев им, торжественно доставил бутылку к общему столу.