Никто не спрашивал их об этом. Никто не выслушивал тех, кого покорили боги оружия. Лишь изредка до нас доносится их речь.

В конце 1880-х годов Британская Южно-Африканская Компания вторглась с юга в Матабелелэнд, сегодня часть Зимбабве. В 1894 году народ матабеле был завоёван. Компания раздала их пастбища белым агентам и авантюристам, в силу чего поголовье скота матабеле сократилось с двухсот тысяч до четырнадцати тысяч. Также матабеле было запрещено иметь какое бы то ни было оружие.

Белые патрули смерти творили самосуд на местах, была введена насильственная трудовая повинность, любого, кто смел протестовать, сразу же пристреливали.

Бунт разражается в 1896 году. Компания вызывает войска из Британии. Вместе с ними прибывает Баден-Пауэлл, получивший, наконец, удовольствие «провести акцию» против врага, «не способного нанести ущерб обученным солдатам». В первой же битве он и его войска убивают двести «туземцев», потеряв убитыми одного европейца.[34]

Хотя убивать стало легко и забавно, это всё ещё было слишком дорого. Армия прибыла по запросу Компании и получала плату за оказание боевых услуг. После нескольких месяцев ведения боевых действий Компания оказалась на грани разорения. Чтобы заключить мир, Сесил Родс и другие белые руководители были вынуждены 21 августа 18 906 года впервые выслушать чёрных африканцев.

54.

«Однажды я посетил Булавайо, — сказал Сомабулано.

Я прибыл, чтобы оказать уважение главе города. Я привез с собой моих indunas[35]и моих слуг. Ведь я вождь. Я не могу путешествовать без свиты и советников. Я прибыл в Булавайо, рано утром, ещё до того, как солнце осушило росу, и сел перед зданием суда, посылая сообщения главе города, что я готов выказать своё уважение к нему. И так я сидел до тех пор, пока вечерние тени не стали длинными. А потом… я вновь отправил посланца к главе города и сказал, что я не желаю каким бы то ни было неподобающим образом торопить его, что я буду ожидать, сколь ему будет угодно; но мои люди голодны; и когда белые люди наносят мне визит, в моих обычаях — резать животное, чтобы они смогли поесть. Ответ, пришедший мне, гласил… что город кишит бродячими собаками, собака к собаке; и что мы можем сколько угодно убивать их и есть, если только поймаем[36]».

Чёрного можно было застрелить так же без риска и безнаказанно, как застрелить собаку. Значит, чёрные — собаки, такова логика…

Исповедник лорда Грея, отец Билер, был убеждён в том, что чёрные должны быть уничтожены. 23 января 1897 года Грей пишет своей жене: «Он заявляет, что единственный шанс для будущего всей расы — это уничтожить всех мужчин и женщин старше четырнадцати лет».

Сам лорд не был согласен с таким пессимистическим выводом. Но идея уничтожения была повсеместной и без конца воспроизводилась в прессе белого мира.

Африканские вожди вполне ясно осознавали эту угрозу уничтожения, которой подвергались их люди. Сам Сомабулано поднимает эту тему на мирных переговорах: «Вы пришли, вы победили. Сильнейший забирает землю. Мы согласились с вашим владычеством. Мы живём под вами. Но не как собаки! Вы никогда не сделаете из амандабеле собак. Вы можете истребить их. Но Дети Звёзд никогда не станут собаками».

55.

При Омдурмане было сокрушено сильнейшее африканское военное сопротивление. Лучшее представление о битве даётся в книге Черчилля, написанной непосредственно по следам события («Речная война» (1899)). Утром 2 сентября 1898 года происходит следующее:

«Белые флаги практически уже достигли вершины. Через минуту они уже будут видны батареям. Представляют ли они, что их ожидает? Они продвигаются плотной массой к рубежу в 2800 ярдов от 32-й полевой батареи и канонерок. Местность пристреляна. Всё остальное — дело техники.

Разум трепещет в ожидании неминуемой бойни. Я уже вижу, как это будет. Через несколько секунд смертоносный огонь обрушится на этих смелых людей. Вот они достигли вершины и стали во фронт всей армией. Их белые знамёна выдают их более всего. Увидев лагерь противника, они разряжают свои винтовки с оглушительным грохотом и ускоряют шаг… Какое-то время белые полотнища приближаются в строгом порядке, всё их войско перевалило через вершину и предстало как на ладони.

В первую же минуту на них обрушивается порядка двадцати снарядов. Некоторые взрываются высоко в воздухе, другие — прямо перед ними. Третьи врезаются в песок и взрываются в их рядах облаками красной пыли, осколками и пулями. Белые флаги беспорядочно падают. Однако новые руки сразу же поднимают их ввысь, и новые бойцы рвутся вперёд, чтобы умереть за святое дело Махди, защищая наследника Истинного Пророка Единственного Бога. Зрелище было ужасным — ведь до сих пор они не смогли нанести нам никакого вреда, и то, что мы безответно могли наносить им такие жестокие удары, казалось несправедливым преимуществом».

Старомодность тона этого описания особенно проявляется в последнем предложении. Устаревшее представление о чести и игре по правилам, восхищение перед такого рода бессмысленной отвагой ещё не вытеснено здесь современной установкой, согласно которой техническое превосходство обеспечивает естественное право на уничтожение даже беззащитного врага.

56.

Черчилль продолжает:

В восьмистах ярдах от нас рваная линия бойцов продолжала свой безнадёжный марш навстречу безжалостному огню. Белые знамёна — летящие вверх и падающие вниз; фигуры в белом, редеющие десятками.

Пехотинцы стреляли монотонно и бесстрастно, без спешки или возбуждения, поскольку враг был далеко… Кроме того, солдаты делали свою работу с охотой и усердием. Хотя вскоре само это физическое действие уже стало утомительным. Винтовки нагрелись настолько, что их пришлось менять на оружие резерва. Пустые гильзы, со звяканьем падая на землю, скапливались в небольшие, но постоянно растущие горки около каждого из стрелков.

А на другой стороне поля боя каждая пуля вонзалась в живую плоть, крушила и дробила кости; кровь лилась струями из ужасных ран; храбрецы продолжали пробиваться сквозь этот ад свистящего металла, взрывающихся снарядов и фонтанирующего песка — страдая, отчаиваясь, погибая.

Сочувствие Черчилля к положению противника не относится к какому-то врагу на другом конце земли. Оно относится ко всё ещё атакующему врагу, который, если его не удалось бы остановить, очень скоро одержал бы верх. Халиф бросил в эту лобовую атаку пятнадцать тысяч человек. Черчилль находит план атаки мудрым и хорошо продуманным, за исключением одной ключевой детали: он основывается на роковой недооценке эффективности современного оружия.