Девлин остановился перед зеркалом туалетного столика, чтобы завязать галстук.

— Думаю, да. Хотя он не отличался верностью. У него потом было две жены и больше десятка детей.

Кэт зажала трискелион в кулачке.

— Судьба предназначила ему быть королем. Ему была нужна жена, которую принял бы народ, а не какая-то дикая валлийка с полей Кронуина. Если бы она его любила, она бы поняла.

Их взгляды встретились в зеркале. Она отвернулась, чтобы взять со стула камзол.

— Только амулет не сработал, — сказала она через плечо. — Он жил недолго. Потерял трон и умер в изгнании.

— Да, но к тому времени у него уже не было ожерелья. По легенде, у Якова Второго и Аддины Кадел родилась дочь по имени Гиневра. Гиневра Стюарт.

— Гиневра? — Кэт удивленно обернулась. — Какое странное совпадение.

— Действительно. Насколько я знаю, отец Гиневры Стюарт признал ее. Он не только дал ей свое имя, но и устроил хорошую партию. Ожерелье было его свадебным подарком.

— Как же тогда оно оказалось у твоей матери?

Девлин пожал плечами, пока надевал протянутый камзол.

— Ей подарила его какая-то старая карга, которую она встретила в Уэльсе однажды летом. Старуха заявила, что приходится Якову Второму внучкой, а еще она сказала, что ей сто один год и что ожерелье досталось ей от собственной матери, которая подарила ей украшение незадолго до смерти в возрасте ста двух лет.

Кэт вгляделась ему в лицо. Он редко говорил о графине, хотя Кэт знала, что потеря матери в таком юном возрасте оставила в душе Себастьяна глубокий след, — к тому же несчастье произошло вскоре после смерти последнего из его братьев.

— Но зачем было дарить ожерелье твоей матери?

В глубине темно-желтых глаз промелькнула тень. Себастьян резко отвернулся.

— Она сказала, что украшение сохранит моей матери жизнь.

Кэт подошла сзади, обняла его за талию и прижалась щекой к широкой спине.

— Ожерелье не уберегло и Гиневру Англесси. Оно было на ней, когда та умерла.

Он крепко пожал ей пальцы, переплетенные у него на атласном жилете, а через секунду повернулся, не размыкая ее объятий, и она убедилась, что его глаза смотрят уже по-другому: то, что было в них секунду назад, исчезло или было тщательно спрятано.

— Странный выбор украшения для женщины в вечернем платье, ты не находишь?

— Я бы сказала, да. — Она протянула ему ожерелье. — Какого цвета было платье?

— Зеленое.

Он взял украшение и спрятал к себе в карман.

— Тем более странно. А что говорит Англесси? Как ожерелье оказалось у его жены?

— Я не смог спросить об этом. Мне показалось, время не совсем подходящее.

Кэт кивнула.

— Я помню, как она выходила за него. Свадьба тогда наделала много шума. Она ведь была такая молодая и красивая.

Губы Девлина скривились в ироничной улыбке.

— А он был просто очень богат. К тому же маркиз.

— Ты думаешь, это он убил ее… или приказал убить?

— Если она изменяла ему с регентом, то у него был мотив — не только убить жену, но и свалить вину на человека, который наставлял ему рога.

— Если она изменяла ему с регентом.

— Или если он думал, что она изменяет.

— Англесси мог и не соглашаться, чтобы Пол Гибсон сделал аутопсию, — резонно заметила Кэт. — Но он согласился, значит, ему, видимо, нечего скрывать.

— Возможно. Мы узнаем больше, когда Гибсон проведет тщательное вскрытие. — Девлин прошелся по комнате, чтобы взять дорожную накидку. — Сам Англесси подозревает своего племянника, Бевана Эллсворта.

— Да, этот способен на убийство.

Виконт удивленно взглянул на нее.

— Ты его знаешь?

— В прошлом году он взял на содержание хористку из нашего театра. Она говорила, что он очарователен… и непредсказуемо злобен.

— Действительно, похоже на Эллсворта.

Он повесил накидку на руку и потоптался с не свойственной ему нерешительностью.

Кэт склонила голову и заулыбалась, разглядывая его лицо.

— Выкладывай.

Он округлил глаза, изображая неведение.

— Что выкладывать?

Она подошла и надела ему шляпу, лихо сдвинув ее набок.

— То, о чем ты хочешь меня попросить, но ходишь вокруг да около.

Он со смехом поймал Кэт и пощекотал ей шею, заставив рассмеяться.

— Что ж, есть одно маленькое дельце…

Их называли Десять Тысяч Избранных, небольшую кучку мужчин и женщин, богатых аристократов, составлявших верхушку английского общества и занимавших особняки и огромные поместья как непременное условие английской респектабельности. Связанные друг с другом кровными и брачными узами, они вместе охотились верхом, травя собаками зверя, ходили в одни и те же клубы, участвовали в одних и тех же кампаниях по сбору средств и посылали своих сыновей в одни и те же учебные заведения — Итон и Винчестер, Кембридж и Оксфорд.

Подобно Себастьяну, племянник и предполагаемый наследник маркиза Англесси, Беван Эллсворт, в свое время учился в Итоне. У Себастьяна остались смутные воспоминания о спортивном парне, довольно смешливом, который хорошо скрывал свою готовность поквитаться самым диким образом с любым, кто, по его мнению, неправильно с ним поступил. Но двух лет разницы в том возрасте хватало, чтобы ограничить их общение. Потом Себастьян поступил в Оксфорд, а Эллсворт уехал учиться в Кембридж. В конце концов, он выучился на адвоката, хотя, поговаривали, будто он больше времени проводит за игрой в злачных местах Пикеринг-Плейс, чем в суде.

Адвокатская стезя считалась подобающим занятием для джентльмена. К адвокатам обращались стряпчие, а не сами клиенты, адвокаты не имели дела со всякой чернью. Жена адвоката могла быть представлена ко двору, тогда как жена стряпчего не имела права на такую честь. Это было тонкое, но важное различие для человека, лелеявшего надежду стать следующим графом Англесси.

Тем же днем, ближе к вечеру, Себастьян столкнулся с племянником маркиза в клубе «Брукс», где тот сидел за стаканчиком вина с каким-то своим приятелем. Едва переступив порог красной гостиной, Себастьян замер на минуту, чтобы рассмотреть, насколько изменился Беван Эллсворт за прошедшее время.

Тот сохранил свою открытую приятную внешность, которую помнил Себастьян. Светло-каштановая шевелюра была уложена в стильном беспорядке, предпочитаемом последователями «Красавца Бруммеля».[5]Эллсворт сам имел репутацию денди, его сюртук из тонкого сукна был сшит по последней моде, а галстук завязан довольно затейливо, но без крайностей, свойственных некоторым щеголям. Широкие плечи свидетельствовали, что он не был чужд спорту: регулярно боксировал в клубе у Джексона, фехтовал у Анжело и метал диски у Ментона.