— То есть сначала она вылезла на крышу, а затем сорвалась?

— Судя по всему, именно так.

— А зачем она туда полезла, не известно?

— Вот в этом-то и загвоздка!

— Занятно… Решила прогуляться и недооценила опасность? Ее что, никто не заметил?

— Внизу царила такая суета, никому и в голову не приходило глядеть наверх. Калерия упала аккурат напротив въезда для машин «Скорой помощи», прямо в момент выгрузки очередных пострадавших. Чудо, что никого не зашибла!

Алла с минуту помолчала, размышляя над услышанным.

— Владимир Всеволодович, — наконец заговорила она, — а вы уверены, что это не было самоубийством?

— Я ни в чем не уверен, — покачал он головой. — Гурнов… ну вы его знаете…

— Разумеется, Иван Гурнов, патологоанатом. И что с ним?

— Он уверен, что это несчастный случай. Но мать девочки считает меня виновным в ее гибели.

— А это еще почему?

— Видимо, потому, что я был с ней чересчур суров.

— И в чем это выражалось?

— Она плохо ела, отказывалась ходить в столовую, хотя я назначил ей общий стол, ведь у нее не было противопоказаний.

— Знаете, больничная еда немного отличается от питания в пятизвездочном отеле, — заметила Алла. — Может, она не хотела есть вашу, простите… баланду?

— Но она вообще ничего не ела! — развел руками Мономах. — Женщины, лежащие с ней в палате, это подтверждают, как и медсестры.

— Может, родственники приносили домашнее?

— В том-то и дело, что нет! Я с матерью Калерии разговаривал, пытался убедить, что даже балерины должны питаться и набираться сил, чтобы восстановление шло быстрее.

— А она что?

— Твердила, что я ничего не смыслю в балете и что танцовщица должна быть легкой, как перышко, а потому не имеет права обжираться. Какое там обжираться — она на маленький скелетик была похожа! Когда ложилась на операцию, выглядела иначе — нормальной, хоть и худенькой.

— И все-таки я не понимаю, почему у матери пациентки к вам претензии!

— Она думает, что я слишком давил на Калерию, заставляя есть. Один раз я действительно пригрозил ей внутривенным кормлением.

— Вы в самом деле намеревались это сделать?

— Да что вы, у меня таких прав нет! Я хотел ее напугать, раз разумные доводы не действовали.

— Так вы считаете, что напугали ее так сильно, что она с крыши скакнула? Бросьте, такие уловки могли подействовать на трехлетнюю, но пациентка была взрослым, сформированным человеком, более того — представительницей весьма суровой профессии, в которой не место нюням! Вы в курсе, как балерины обходятся друг с другом? Подсыпают в пуанты толченое стекло, портят костюмы, добавляют в грим ацетон — не могли ваши слова повлиять на нее подобным образом!

Мономах ничего не ответил. Алла по выражению лица видела, что не сумела его убедить.

— Владимир Всеволодович, — снова заговорила она, — я понимаю, что вы переживаете — все-таки эта Калерия являлась вашей пациенткой и вы в какой-то степени несли за нее ответственность, но вашей вины в случившемся я не усматриваю. Мы с вами многого не знаем — к примеру, что могло подвигнуть молодую девушку на самоубийство? Кроме того, вы сами сказали, что Гурнов настаивает на несчастном случае, и я склонна доверять его мнению: трудно найти более компетентного патолога! Совсем недавно я как раз хотела обратиться к нему, чтобы… Впрочем, это не имеет значения. Родственники погибшей убиты горем и могут обвинять кого угодно, но это не означает, что они правы, понимаете?

— Знаете, — медленно произнес Мономах, — стыдно признаться, но я…

— Вы — что?

— Когда я узнал о случившемся, то здорово разозлился.

— Разозлились? — удивилась Алла. — Почему?

— Да потому что мне работы своей жалко — отличная была работа. Я очень старался не испортить девчонке будущее! Вы, наверное, считаете меня чудовищным циником?

— Если бы вы были циником, Владимир Всеволодович, мы бы сейчас с вами не разговаривали! А мать вашей балерины придет в себя и, скорее всего, пожалеет о своих обвинениях. Что, кстати, следователь думает?

— Придерживается точки зрения Гурнова.

— Ну вот вам и ответ! Я не могу освободить вас от тяжелых мыслей, но могу дать совет: не пытайтесь приписывать людям качеств и особенностей поведения, которыми, как вам кажется, они могли бы обладать, не выстраивайте сценариев в своей голове, потому что люди поступают порой необъяснимо, иррационально и совершенно не так, как поступили бы на их месте вы. Вы никогда не будете ни на чьем месте, кроме своего собственного!

— Иногда вы меня пугаете, Алла Гурьевна, — неожиданно признался Мономах, пристально глядя на собеседницу.

— Почему?

— Время от времени вы изрекаете сентенции, какие были бы впору какому-нибудь философу!

— Философское отношение к жизни — это ведь скорее хорошо, нежели плохо, правда? — улыбнулась Алла, радуясь тому, что у Мономаха поднялось настроение. — Иначе от этой самой жизни недолго и в петлю полезть!

* * *

— Итак, коллеги, прошу отчитаться о проделанной работе, — попросила Алла, когда все члены группы подтянулись в кабинет. — Начнем с вас, Дамир: что дал допрос Инны Гординой?

— Честно говоря, немного, — признался опер. — Гордина отрицает, что у нее была ссора с Бузякиной. Утверждает, что у Дарьи есть основания ее оговаривать.

— Какие? — полюбопытствовала Алла.

— Она выражалась туманно, но, похоже, жилось ей в доме Томина несладко. А теперь, видимо, придется и вовсе убираться: Дарья недвусмысленно дала Инне понять, что не желает ее там видеть.

— То, что ей жилось несладко, вы сами заключили или это Гордина пожаловалась?

— Да она не жаловалась… Понимаете, Инна попала к Томину и Бузякиной год назад, когда ей едва исполнилось восемнадцать. После того как ее отца, Кирилла Гордина, задержали за мошенничество в особо крупных.

— А где, пардон, была ее мать?

— Жена Гордина умерла. У нее был тяжелый онкологический диагноз. Гордин таскал ее из одной клиники в другую, даже за границу с ней ездил несколько раз — ничего не помогло.

— Бедная девочка, — пробормотала Алла, качая головой. — Одним махом лишиться и матери, и отца… Хорошо, что Томин не остался в стороне!

— Он, видимо, счел своим долгом позаботиться о дочери партнера. Лариса не возражала.

— Погодите, а как вышло, что Гордина посадили, а Томина — нет? — вмешался в разговор Белкин. — Они же вместе бизнесом занимались!

— Вот об этом, Александр, вы нам и расскажете! — потерла руки Алла. — После того как все узнаете, хорошо? Посидите в Интернете, поройтесь в наших базах — в общем, как обычно.