русской угрозы. Сближению орденских чинов с датскими королями способствовало и то обстоятельство, что русско-датские отношения после свержения Кристиана II в 1523 г. с престола Дании были фактически прерваны. Великий князь Василий III держал сторону Кристиана II и считал Фредерика I узурпатором. Такое положение в русско-датских отношениях сохранялось до начала Ливонской войны.

В январе 1558 г. русская армия вступила в пределы Ливонии и, поражая всюду неприятеля, в течение полугода заняла значительную территорию. Фактически Ливонский орден перестал существовать. Орденские чины стали искать защиты у Кристиана III. Однако последний мог оказать только дипломатическую поддержку, играя роль посредника в урегулировании русско-ливонских отношений. Осенью 1558 г. король направил в Россию посольство в составе Клауса Урне, Владислава Вобиссера, Петера Бильда и Иеронимуса Таннера. Послы еще находились в пути, когда Кристиан III 1 января 1559 г. скончался и на престол Дании вступил Фредерик II.

Посольство, прибывшее в Москву в марте 1559 г., с 19 по 28 марта вело переговоры с Иваном Михайловичем Висковатым, Алексеем Федоровичем Адашевым и дьяком Казарином Дубровским. Послы подтвердили перед царем право Дании на Эстонию и города Вик и Ревель и просили прекратить военные действия и вывести русские войска из Ливонии. Споры о датских владениях в Ливонии велись в особенности 5 и 7 апреля. Послы готовы были продемонстрировать документы, подтверждавшие права их короля на эти земли, однако Висковатый не захотел даже смотреть датские грамоты, поскольку речь, по его мнению, шла об уже завоеванных Россией землях. Тем не менее датские дипломаты смогли добиться установления шестимесячного перемирия с 1 мая по 1 ноября 1559 г.[114]. 7 апреля послы попросились на родину. В ответе, данном датским представителям на прощальной аудиенции 12 апреля почти после их трехнедельного пребывания в столице, Иван IV предлагал королю Фредерику II прислать в Москву больших послов для заключения договора о торговле и приглашал датских купцов свободно ехать в Нарву, Иван-город и Юрьев[115].

Новое датское посольство в составе Эллера Гарденберга, Якоба Брокенхуса, Йенса Ульфстанда, Франца Вильде и Захариаса Веллинга прибыло в Россию в 1562 г. Видимо, на этот раз переговоры происходили в Можайске. В их ходе (переговоры вел по преимуществу Басманов-Плещеев) русские ссылались на летописи и “космографии”[116], но отказывались рассматривать датские архивные документы, “грамоты холопей”, поскольку те, “бегаючи от своих извечных государей, вотчину свою кому продадут, николы тверды не бывают”[117]. Тем не менее, опасаясь появления еще одного противника в войне, где Российскому царству противостояло только что поддерживавшее Ливонию Великое княжество Литовское, русская сторона решилась дать обещание решить территориальный вопрос по желанию датской стороны. По заключенному в Можайске договору о дружбе Россия признавала за Данией острова Эзель и Даго, замки Гапсаль (Хаапсалу, в русских источниках Опсель, Апсель, Апсл), Леаль (Лиговери, в русских источниках Лиял), Лоден (Лод, Коловерь) в области Вик (современная Эстония) и несколько замков в Курляндии (нынешняя Латвия — Старый и Новый Колки). Несмотря на обещание решить вопрос о Колках по желанию датской стороны[118], в дальнейшем эти договоренности не соблюдались, поскольку все указанные замки оказались позднее занятыми русскими войсками[119].. Устанавливался также свободный проезд через Зунд не только для русских, но и для иноземных купцов, следующих в Россию и из России. Датским купцам возвращались их дворы в Новгороде и Ивангороде. Взамен этого русские торговые люди получали возможность обзавестись дворами в Копенгагене и на Готланде[120]. Кроме того, “дохтора и мастеровые люди какие ни на есть” могли беспрепятственно следовать на русскую службу через владения короля Дании. Речь шла снова о Старом и Новом Колках[121].

Для ратификации договора 18 августа 1562 г. было назначено русское посольство в Данию во главе с кн. А. Ромоданов-ским и И. М. Висковатым[122], 15 сентября 1562 г. оно отправилось в путь, оказавшийся достаточно долгим — до 2 ноября 1563 г.

Задача посольства, которое вряд ли точно было названо И. Гралей “второстепенной миссией”[123], заключалась прежде всего в ратификации договора, крайне необходимого для России в условиях Ливонской войны, договора, который мог обеспечить бесперебойное поступление через Нарву столь необходимых стратегических товаров в обмен на русское сырье и сельскохозяйственные товары, но отнюдь не только в том, чтобы утвердить за Россией право на фольварки Старый и Новый Колк[124]. Трудно согласиться с И. Гралей, будто владение этими территориями в 1562 г. было вопросом царской чести и проявлением “типичной для времен Ивана IV алчности”[125]. Вопрос о Колках был просто-напросто разменной картой в дипломатической борьбе представителей Ивана IV. Послы, как обычно, должны были ссылаться на то, что якобы еще Ярослав Мудрый владел всей Прибалтикой, на победы Александра Невского[126]. При этом — и самое главное — допускалась и возможность обмена датских территорий в Прибалтике на право России на свободное плавание через Зунд или отказа от одного Нового Колка (но последнее предусматривалось в качестве самостоятельной инициативы, грозившей послам жизнью[127]. Вопрос не следовало поднимать до тех пор, пока его не коснутся сами датчане.

Однако на первой же встрече[128] 5 ноября гофмейстер Гар-денберг предупредил, что без решения вопроса о Колках король договор не утвердит[129]. После перевода царского послания 11 ноября и ознакомления с ним датской стороны 12— 14 ноября позиция последней была снова доведена до сведения Ромодановского и Висковатого: без решения территориального вопроса договор ратифицирован не будет, прозвучали и намеки на возможность антимосковского союза, предлагавшегося датчанам королем польским и великим князем литовским Сигизмундом-Августом II[130]. 19 ноября король выдвинул инициативу отправить своих новых послов в Россию, в ответ на что услышал решительный отказ русских. Наконец 29 ноября датский король ради дружбы согласился целовать крест, не определяя статуса Колков, но оказалось, что оригинал находится в Москве, в государевой казне. 1 декабря датчане согласились на написание нового оригинала по копии, но послы требовали вписать Колки как царское владение. В конце концов на условиях, максимально предписанных царем, документ был составлен и переписан в резиденции послов: на немецком языке Захариасом Веллингом и секретарем Томасом, на русском — подьячим Сульменевым под руководством Висковатого и Совина в ночь со 2 на 3 декабря[131]. Русского текста проверить никто не мог, 3 декабря Фредерик целовал крест на немецком тексте, но печать была привешена к обоим текстам[132].

На официальной ратификации опять произошел конфликт из-за того, чей документ