98 В случаях когда невроз является лишь частной проблемой, в основе которой лежат исключительно личные причины, архетипы не играют никакой роли. Однако если речь об общей несовместимости или других патологических состояниях, ведущих к развитию невроза у сравнительно большого числа людей, мы обязаны допустить наличие констеллированных архетипов. Поскольку в большинстве своем неврозы являются не просто личной бедой, а социальным феноменом, мы вынуждены предположить, что и в данном случае архетипы констеллированы. Активируется соответствующий ситуации архетип, и в действие вступают скрытые в нем разрушительные и опасные силы. Зачастую это ведет к непредсказуемым последствиям. Люди, находящиеся под властью архетипа, могут стать жертвой любого безумия. Если бы тридцать лет назад кто-нибудь осмелился предсказать, что наше психологическое развитие движется к возрождению средневековых преследований евреев, что Европа вновь содрогнется перед римскими фасциями и тяжелой поступью легионов, что люди вновь будут отдавать честь на римский манер, как и две тысячи лет назад, что вместо христианского креста архаическая свастика будет увлекать на смерть миллионы воинов, этот человек был бы освистан как несостоявшийся мистик. А сегодня? Как ни странно, но весь этот абсурд – ужасная действительность. Частная жизнь, частная этиология и частный невроз превратились почти в фикцию в современном мире. Человек прошлого, живший в мире архаических «représentations collectives», вновь обрел видимую и в высшей степени реальную жизнь, причем не только в неуравновешенных индивидах, коих единицы, а в психике миллионов людей.

99 Архетипов существует столько же, сколько и типичных ситуаций в нашей жизни. Бесконечное повторение запечатлело эти опыты в самой структуре нашей психики не в виде образов, наполненных содержанием, а сперва лишь как формы без содержания, представляющие всего-навсего возможность определенного типа восприятия и действия. В соответствующей ситуации архетип активируется, и развивается компульсивность, которая, как и инстинктивное влечение, управляет нами вопреки благоразумию и воле, а в иных случаях вызывает конфликт патологических масштабов, то есть невроз.

100 Вернемся к вопросу о том, как доказать существование архетипов. Поскольку архетипы должны продуцировать определенные психические формы, рассмотрим, каким образом и где можно раздобыть демонстрирующий их материал. Основным источником являются сновидения, представляющие собой непроизвольные, спонтанные порождения бессознательной психики, то есть продукты природы в чистом виде, не искаженные какой-либо сознательной целью. Задавая вопросы больному, можно установить, какие из мотивов, появляющиеся в сновидениях, ему известны. Из мотивов, которые ему не известны, мы должны, естественно, исключить все мотивы, которые могли быть ему известны, например – возвращаясь к случаю Леонардо – символ стервятника. Мы точно не знаем, позаимствовал ли Леонардо этот символ у Гораполлона: для образованного человека того времени это было вполне возможно – художники той эпохи отличались обширными познаниями в области гуманитарных наук. Таким образом, несмотря на то, что мотив птицы является образцовым архетипом, его существование в фантазии Леонардо по-прежнему ничего не доказывает. Следовательно, мы должны найти такие мотивы, которые никак не могут быть известны сновидцу, но которые по своему функциональному поведению совпадают с поведением архетипа, известного из исторических источников.

101 Другой источник необходимого нам материала можно найти в «активном воображении». Под ним я разумею последовательность фантазий, порожденных в результате намеренного сосредоточения внимания. Я обнаружил, что наличие нереализованных, бессознательных фантазий увеличивает частоту и интенсивность сновидений; когда эти фантазии переходят в область сознания, сновидения меняют свой характер, становятся слабее и появляются реже. Из этого я сделал вывод, что сновидения часто содержат фантазии, которые «стремятся» стать осознанными. Источниками сновидений часто служат вытесненные инстинкты, которым присуща естественная склонность оказывать влияние на сознательный разум. В таких случаях пациента просят обдумать фрагмент фантазии, который кажется ему особенно значимым, – случайную идею, может быть, или нечто, что он осознал во время сна, – с тем, чтобы его контекст, то есть ассоциативный материал, в котором воплощен фрагмент, стал видимым. Речь идет не о методе «свободных ассоциаций», рекомендованном Фрейдом для анализа сновидений, а о проработке фантазии путем наблюдения за дальнейшим развитием материала, который естественным путем дополняет выбранный фрагмент.

102 Я не буду вдаваться здесь в технические подробности этого метода. Достаточно сказать, что получающаяся в итоге последовательность фантазий дает материал, богатый архетипическими образами и ассоциациями. Очевидно, данный метод можно применять лишь в некоторых, тщательно отобранных случаях. Он не совсем безопасен, так как может увести пациента слишком далеко от реальности. По этой причине необходимо предупредить о нежелательных последствиях при его необдуманном применении.

103 Наконец, очень интересные источники архетипического материала обнаруживаются в бреде параноиков, фантазиях в состоянии транса и сновидениях раннего детства (с трех до пяти лет). Такой материал имеется в избытке, однако он лишен всякой ценности, если исследователь не сможет провести убедительные мифологические параллели. Разумеется, недостаточно просто связать сновидение о змее с соответствующим мифологическим примером: никто не может гарантировать, что функциональное значение змеи в сновидении и в мифе одинаково. Чтобы провести значимую параллель, необходимо установить функциональное значение индивидуального символа, а затем выяснить, имеет ли предполагаемый параллельный мифологический символ схожий контекст и, следовательно, такое же функциональное значение. Все это не только требует длительных и трудоемких исследований, но и представляет собой весьма неблагодарный объект для демонстрации. Поскольку символы не могут быть вырваны из их контекста, исследователь вынужден пуститься во всесторонние описания как личностного, так и символического характера, что практически невозможно в рамках одной лекции. Я неоднократно пытался сделать это, рискуя при этом усыпить половину аудитории.

104 В качестве примера я выбрал случай, который, хотя и уже был опубликован, в силу своей краткости может служить идеальной иллюстрацией. Кроме того, я добавлю ряд замечаний, которые были опущены в предыдущем издании[53].

105 Примерно в 1906 году я столкнулся с весьма любопытным бредом у пациента, с юных лет страдающего параноидной формой шизофрении. Больной – рядовой клерк, окончивший общеобразовательную школу, – много лет находился в лечебнице. Поскольку никаких особых дарований у него не было, а я в то время ничего не знал о мифологии и археологии, влияние извне в этой ситуации было исключено. Однажды я увидел, как этот человек смотрит в окно, щурится на солнце и при этом странно качает головой. Он попросил меня сделать то же и пояснил, что тогда я увижу нечто очень интересное. Когда я спросил его, что он видит, он удивился, что я ничего не вижу, и сказал: «Но вы же видите солнечный фаллос? Когда я качаю головой, он двигается. Вот так рождается ветер». Естественно, я не понял эту странную идею, но принял ее к сведению. Затем, года четыре спустя, в ходе моих мифологических изысканий мне попалась книга Альбрехта Дитриха[54], известного филолога, который и пролил свет на эту фантазию. Работа, опубликованная в 1910 году, была посвящена греческому папирусу, хранившемуся в Национальной библиотеке в Париже. Дитрих полагал, что в одной из частей текста описан митраистский ритуал. Текст, несомненно, носил религиозный характер и содержал заклинания, а также многократные упоминания Митры. Он восходил к Александрийской школе мистицизма и был близок к определенным фрагментам Лейденского папируса и Герметического Корпуса. В тексте Дитриха мы находим следующие инструкции: