незаметно слушать, внимательно и с пониманием дела оценивать услышанное.

Время шло, Ана-а-1842 продолжала читать свою оду, и я вдруг почувствовал, что ее монотонный голосок нагоняет на меня сон. Незаметно для самого себя я на минутку отключился, и мне привиделось величественно-мрачное здание Храма Справедливости, которое у любого, без исключения, жителя нашей любимой Столицы вызывает одновременно восхищение и трепет. Нет ни одного человека в нашей Отчизне, который бы не знал, что за этими глухими, без окон, стенами вершатся великие дела.

Мы начали его строительство почти в самом начале нашего пути, нашей борьбы за будущее человечества, и уже через год-полтора, хотя сооружение и комплектация Храма были еще далеко не закончены, первое поколение его сотрудников приступило к выполнению своей нелегкой, но такой нужной миссии, Работа «храмовников», как мы их теперь называем, в те времена почти полувековой давности была гораздо сложнее, следствие длилось дольше, поскольку применялись устаревшие методы дознания, но они все равно умели добиться впечатляющих результатов.

Я встряхнулся, расправил плечи, покрутил головой, чтобы взбодриться и отогнать мысли о Храме — всегда пугающие и неприятные, несмотря на мое восхищение «храмовниками» и тем невероятно сложным и нужным делом, которому они отдают всю свою жизнь без остатка. И вновь я мысленно перенесся в прошлое, на ту площадь, где мы, затаив дыхание, боясь проронить хоть одно слово, слушали Артема.

Конец своей речи тогда, на городской площади, Артем произнес, чуть понизив голос, потому что вокруг стояла такая тишина, что, казалось, было слышно, как мухи пролетают.

— Теперь я скажу то, что очень многим не понравится — разносился над площадью его голос. — Но самые разумные из вас поймут, как я прав. И смогут убедить несогласных в моей правоте. Итак, внимание: отныне семья провозглашается вне закона.

По площади прошел рокот, будто зашумели морские волны, однако через минуту опять воцарилась абсолютная тишина. Еще бы — каждый стремился услышать основополагающие правила наступающей новой жизни.

— Семья, — говоривший будто вбивал слова в уши каждого слушателя, — замыкает человека в тесный, душный мирок сугубо личных переживаний. (Тут у меня, помнится, даже сердце екнуло: он как будто прочитал мои собственные мысли по этому поводу). Семейный человек тратит время, эмоции и внимание на так называемую «вторую половину», детей, стариков-родителей и прочую родню. А сейчас каждый должен работать для всех, а не растрачивать силы и энергию всего лишь на нескольких человек, своих так называемых близких. Мы должны стать, как пальцы единого сжатого кулака, иначе нам не прорваться сквозь эту гарь, не победить голод и жажду, не отстроить заново жизнь! Все согласны? — крикнул он в рупор, и толпа ответила невнятным ропотом, потом опять притихла, и в наступившей тишине заключительная часть Артемовой речи зазвучала, как набат, как призыв ко всем нам собраться для решающего удара:

— Слушайте все! С этой минуты мы бойкотируем семейные связи, а, следовательно, объявляем бойкот и любым отношениям, приводящим к созданию семьи в любой ее форме и в любых ее проявлениях. Бойкот — любовным интрижкам, заигрыванию, флирту, всякой так называемой «любви» и всяческому бесконтрольному сексу. Половой акт, как тут многим известно, — неразумная, а в наши дни просто-напросто преступная трата человеческой энергии! Это излишнее расходование драгоценного кислорода из-за учащенного дыхания, это — повышенный аппетит и жажда, это опасность незапланированной беременности, родов и ненужных младенцев, поскольку с противозачаточными средствами нынче, естественно, совсем туго. Такого безобразия мы допустить не можем! Общество, которое мы строим, должно стать союзом сильных, активных, разумных, целомудренных — подчеркиваю! — целомудренных людей, искренне желающих бороться за возрождение жизни и цивилизации!

Люди на площади молчали, а голос Артема реял над нами, как знамя:

— Однако бесспорно то, что наше общество должно воспроизводиться, прирастать молодыми членами! И, стало быть, дети должны у нас появляться, с этим ничего не поделаешь! Пока ничего не поделаешь. Ничто и никто не должны препятствовать нашей работе в области высокотехнологичных методов воспроизводства людей.

Вы все знаете, что подобные работы интенсивно велись еще до Катастрофы, и нам есть на что и на кого опереться. Вот основные направления, к реализации которых мы должны приступить немедленно, несмотря на все трудности и разруху! Во-первых, это целенаправленная, интенсивная работа по совершенствованию методов искусственного оплодотворения и создание «искусственной матки»!

Следующее: усиленная работа над увеличением продолжительности жизни, причем жизни активной, полноценной. Наши предшественники стремились просто продолжить человеческую жизнь, какой бы они ни была. Сколько было потрачено средств и ресурсов на поддержание нежизнеспособных стариков и инвалидов! Какое тяжкое бремя ложилось на плечи общества! Но наши цели — принципиально другие! Отныне мы ориентируемся только на тех, у кого тело крепко, а интеллект высок, сколько бы лет ему ни было! Ты бодр, здоров, имеешь ясный ум и твердую память? Ты — наш, даже если тебе 100 лет! (тут по рядам прошелестел смешок). Тебе 20 лет, но ты хил, слаб телом и умом? Не надейся на наше сострадание! Обижать не будем, но и поддержки не жди! Заботься о себе, укрепляй здоровье, качай мышцы и мозги! Не борьба за продление бессмысленных лет и ненужных жизней, а борьба за продление молодых созидательных сил — вот что должно являться безусловной целью каждого человека и всего нашего общества в целом!!

Я слушал Артема с затаенным дыханием, настолько все, что он говорил, было бесконечно верно и разумно! Ведь еще пятнадцатилетним мальчишкой, задолго до Катастрофы, я самостоятельно пришел к таким выводам.

Глава 11. Прозрение

Тогда, в двадцатые годы двадцать первого, по старому исчислению, века я был обычным школьником: скучал на уроках, но не прогуливал, недолюбливал учителей, но открытого недовольства не выказывал, занимался спортом, но без фанатизма, тусовался со сверстниками, но цену им знал и соблюдал свое личное пространство, родителей слушал, но особо не слушался. В общем, мои школьные годы протекали довольно спокойно, размеренно, а подростковые гормональные ураганы случались со мной относительно редко.

Как вчера помню тот вечер, когда все изменилось. Тогда я пришел с тренировки пораньше, неожиданно для родителей, и уже в прихожей услышал какие — то ритмичные звуки из родительской спальни. Я на цыпочках подошел к их двери и все понял. Из-за тонкой, застекленной непрозрачным стеклом двери доносились стоны, похрюкивание, поскрипывание