окна открывался отличный обзор, чтобы вовремя открыть огонь. Нажать «кнопку» могли только Таня с Сашкой, Настасья Филипповна, Марья Алексевна и старший опричник Камбов. Ну и я, разумеется. Будем считать, что первый рубеж обороны готов.

* * *

Говорят, есть такая примета: правая ладонь чешется к деньгам. Если так, то мне должно привалить не меньше миллиона. Но увы, в приметы я не верю, а рука чесалась по известной причине — там, где кожи коснулись зачарованные часы Диего, остались красные воспалённые следы. «Заморозка» оказалась крайне отвратительным колдовством и совершенно бесчестным. И хуже всего то, что нельзя распознать его заранее. Эдак возьмёшься утром за любимую кофейную чашечку и до обеда свалишься бесчувственной колодой. А я не могу позволить себе такой слабости!

Уже вечером я позвал в кабинет Таню и Сашку.

— Закройте дверь и подойдите.

Я выложил перед ними листок со схемой Знаков и угольки.

— Что это?

— Нам надо перерисовать? А зачем?

— Перенесите рисунок вот сюда.

Закатав рукава, я положил на стол обе руки ладонями вверх.

— Я там указал, как ориентировать на пальцы. Таня, на тебе правая, а тебе, Александра, левая.

Больше вопросов они не задавали. Молча присели по бокам и начали выводить угольками Знаки. Таня прикусила губу от напряжения, а рыжая то и дело отбрасывала с лица непослушную прядь волос. Минут двадцать они пыхтели, как ёжики, а я расслабился и старался не вздрагивать, чтобы не пришлось переделывать рисунки.

— Готово, Константин Платонович.

— Так, что это?

Подняв руки перед собой, я долго осматривал ладони. А что, девчонки-то у меня умницы — ни одной правки линий не требуется. Словно я сам себе нарисовал, ничуть не хуже.

— Это защитные знаки. Доставайте small wand’ы и рисуйте по линиям эфиром. Не забудьте замкнуть в конце линии, чтобы активировать связки.

Год назад подобный рисунок Сашка делала у меня на груди. Тогда процедура прошла мучительно, выворачивая болью наизнанку. А в этот раз мне было страшно щекотно, будто не эфир въедается в кожу, а водят пёрышками. То ли Анубис закалил моё тело от магии, то ли кожа на ладонях чувствует колдовство по-другому. Мне стоило огромного труда не заржать в голос и не дёргаться. Я сидел, зажмурившись и сжав зубы, стараясь глубоко дышать и не отвлекаться.

— Бедненький, — рядом вздохнула Таня.

— Даже слёзы текут, — Сашка шмыгнула носом.

— Вам очень больно, Константин Платонович?

Я помотал головой, едва сдерживаясь.

— Надо быстрее заканчивать, Тань.

— Уже почти.

Они завершили рисунок практически одновременно.

— Есть, Константин Платонович.

— Мы всё.

— Спасибо, девушки.

Стараясь не прикасаться ладонями к лицу, я потёр глаза запястьями. Фууух! Никогда бы не подумал, что может быть так щекотно.

— Александра, отойдите на несколько шагов, нарисуйте Знак огня и киньте мне.

— Хорошо. — Рыжая недоумённо пожала плечами и выполнила приказание.

Выставив руки, я схватил ладонями Знак и зарычал что есть мочи. А вот теперь больно! Защитный рисунок впился в руки, выжигая связку прямо на коже. Но эфирное плетение я отбил — Знак отлетел в сторону и вспыхнул маленьким костром на паркете.

Пока девушки тушили пожар, я тряс руками и шёпотом матерился. Вот же ж болючая зараза! Даже не верится, что я добровольно пошёл на эту экзекуцию.

— А ещё нас ругал, — бурчала рыжая, затушив огонь, — за испорченный паркет.

— Мне можно, — прошипел я, — всё равно его менять после вас.

— Константин Платонович, с вами всё в порядке?

— Нормально.

Наконец боль утихла, я вытер ладони салфеткой и смог рассмотреть их. Всё как и задумывалось — на коже пролегли тонкие линии магической татуировки. Я позвал Анубиса, и Талант наполнил тонкие тёмные линии эфиром. Вот! То, что я и хотел. Осталось приучить Анубиса держать Знаки в боевой готовности, и ни одна сволочь не сможет подсунуть мне «заряженный» предмет.

Только есть один недостаток — на людях, особенно в высшем обществе, лучше не показывать ладони и не жестикулировать. Не поймут-с, знаете ли!

* * *

Утром я погрузил в дрожки всех девчонок, сам сел править и поехал прочь из усадьбы. Заехал в Добрятино, оставил там Александру с Ксюшкой, и вместе с Таней повернул на Гусь-Мальцевский. Хрустальные призмы нужны мне были немедленно, и я собирался лично договориться о заказе.

— Константин Платонович, вы не устали? Я могу вожжи взять.

— Не устал, — я обернулся и подмигнул Тане, — но сейчас устроим небольшой привал.

Выбрав подходящее место, я съехал с дороги и свернул в живописную берёзовую рощу. На полянке мы и устроили небольшой пикник. В дрожках я заранее припас шерстяной плед, чтобы расстелить на земле, корзинку с едой и бутылку с лимонадом. Так что некоторое время мы ели, болтали и смеялись.

Нет, держались мы исключительно в рамках приличий, чтобы вы не думали. Мне хотелось просто развеселить девушку и отвлечь от суеты усадьбы. И кажется, затея вполне себе удалась.

Кроме того, я немного расспросил Таню о её родителях. Так, походя, не углубляясь в подробности. И нашёл некоторые странности, усилившие мои подозрения. Но только их к делу не пришьёшь — мне требовались более весомые доказательства, а значит, живые свидетели тех событий.

Закончив с пикником, мы двинулись дальше и уже через час въехали на завод Мальцовых.

* * *

— Константин Платонович! Какая радость, что вы приехали!

Из домика управляющего выбежала купчиха Мальцова и бросилась мне навстречу.

— Как давно вы не приезжали! Знаю, знаю, вы служили. Мы очень за вас переживали и непрестанно молились о вашем здравии.

— Добрый день, Мария Васильевна.

Я помог Татьяне спуститься на землю.

— Вы же знакомы с моей ученицей Татьяной?

Купчиха с лёгкой неприязнью посмотрела на девушку. Кивнула, подхватила меня под руку и потянула в дом.

— Прошу вас, Константин Платонович, отобедайте с нами.

— Я в некотором роде к вам по делу.

— Вот и поговорим за столом. Вы же знаете, у Мальцовых для вас всегда самое лучшее!

Купеческий обед состоял из простых блюд, без изысков, но всего было очень много. Если пирожки — то целая гора, если уха — то огромные тарелки, полные до краёв, если кулебяка — то с двенадцатью слоями разной начинки, вроде мяса, грибов, налимьей печёнки, костяных мозгов и другой всячины. Если бы я съел всё, что мне пытались подкладывать на тарелку, то, скорее всего, меня бы пришлось оттуда выкатывать.

— Как вы нам помогли, Константин Платонович, так мужа через неделю освободили. Но очень уж ослаб здоровьем в застенках, через месяц преставился, — купчиха перекрестилась и продолжила: — Всё дело теперь на мне, Константин Платонович. Детей поднимать надо, за фабриками следить, за управляющими глаз да глаз нужен. А всё одна, всё одна.

Вдова выразительно на меня посмотрела, будто намекала на что-то. И тут же бросила короткий сердитый взгляд на Таню, как