Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сама суть их сил ставила этих немногих на недосягаемую для обычных божеств ступень. Они не просто повелевали природной энергией по своему разумению, но были способны влиять на само Мироздание, манипулируя пространством, временем или даже самим существованием. Большинство из них были древними, первородными, берущими начало из самого Хаоса, но изредка встречались и те, кто сам смог достигнуть подобной силы. Как слышал Лезефад, его обидчик был как раз из их числа. Но вдруг Мироздание решило исправить несправедливость и здесь он найдёт нечто, способное поставить его на одну ступень с настоящими демиургами?
Обуреваемый этой надеждой, Лезефад двинулся в сторону того самого бурления в центре лакуны, полагая, что если тут и есть нечто ценное, то только возле ядра этой аномалии. Хотя он не видел и не ощущал поблизости ничего опасного, всё равно продвигался с заметной осторожностью, невольно поддаваясь гнетущей атмосфере этого порочного места.
В основном, Лезефаду приходилось лететь. Гниющая поверхность лакуны была сплошь покрыта ноздреватыми холмами, странно подёргивающимися в мелких судорогах, и хищно темнеющими оврагами, в которых плескались миазмы. Если тут когда-то и была жизнь, то она давно превратилась в прах и тлен, не оставив после себя и следа. Чёрные капли летящего к потолку вывернутого наизнанку дождя, словно чувствуя присутствие бога, немного отклонялись от обычного курса и пытались приблизиться к нему, но Лезефад старательно их избегал, не желая проверять что случится при контакте со скверной.
Чем ближе он был к источнику бурления, тем отчётливей он начинал ощущать тревогу. В центре лакуны таилось нечто с очень злобной энергией. И Лезефад замечал в этой энергии следы Вычеркнутых. Когда он начал сомневаться в том, стоит ли продолжать путь, рискуя обзавестись ещё большим количеством врагов, за очередным холмом неожиданно обнаружилось чёрное озеро, полное бурлящих миазмов, а в его центре возвышалась туша какой-то твари.
Лезефад сразу понял, что тварь давно мертва. Блестящая, покрытая слизью плоть, уже расползалась на лоскуты, обнажая торчащие из жижи бурые кости. Бог не знал, чьи останки он тут обнаружил, но кристально ясно ощущал невероятную злобу, до сих пор испускаемую трупом, и эманации силы Вычеркнутых.
У Лезефада было много вопросов. Что за тварь они тут держали и для чего? Почему она мертва и что ему делать с новообретённым знанием? Как ему…
— В какое любопытное место ты меня привёл, — раздался насмешливый голос, заставив Лезефада замереть от ужаса, и на его плечо, дружески приобнимая, опустилась рука. — Даже не думала, что будет такой улов.
Медленно повернув голову, он увидел лицо, которое надеялся никогда не увидеть так близко. Хотя прошла уже тысяча с небольшим лет, а фиолетово-льдистые глаза смотрели на бога иголок всё столь же презрительно и это презрение было лишь сильнее подчёркнуто нарочито-дружелюбной улыбкой.
— Лезефад, кажется, да? — ещё шире улыбнулась могущественная богиня, способная своей силой переписать судьбу любого божества. — Давай-ка мы с тобой немного поболтаем.
В представлении смертных боги, как правило, достаточно могущественны, чтобы презирать смерть и ничего не бояться. Но Лезефад, чьи верующие создали для него тотемный образ человека с дикобразной головой, увенчаной пышной шевелюрой из длинных игл, в данный момент был смертельно испуган и иглы с его головы стремительно посыпались вниз.
Глава 8
Вестница
Если прежде, видя снующих по мостовым Фиантеля горожан, я считал его улицы всегда заполонёнными, то сегодня узнал, что явно неправильно представлял масштабы местного населения.
Со дня освобождения Арвель минуло полторы недели и настал час определить дальнейший курс страны. Несмотря на хмурую и тоскливую погоду, всякий лайенец, живший или пребывавший сейчас в столице и неравнодушный к судьбе родины, в данную секунду направлялся к площади с рдеющим арелосом, что порождало немыслимую толчею и огромные заторы, особенно когда кто-то пытался проехать по забитым улицам на карете. Глядя на всё это с высоты третьего этажа, из окна нового кабинета Арвель, я диву давался творящемуся на площади и её подступах безумию.
Выглядело так, словно прежде Фиантель тщательно прятал всех этих людей, подобно сокровищу, скрывая и оберегая от глаз посторонних. Но в нужный час взял и выпустил всех на свободу, дабы похвастаться своим несметным богатством.
Так как полторы этих недели я занимался, в основном, лишь своими делами, и после посещения библиотеки лишь пару раз заглядывал в город, местные слухи и пересуды почти полностью прошли мимо меня, так что оставалось только догадываться как и какими способами Арвель удалось окончательно настроить народные массы на нужный лад за столь короткий срок. Да и борьба с недовольной оппозицией тоже дело не быстрое. Однако результат её действий был, что называется, перед глазами. На площади царил радостный ажиотаж, многие тащили с собой какие-то пёстрые флаги, а пару раз я даже заметил несколько полотнищ с ликом Аллегри, таинственным образом оказавшихся в Фиантеле.
Хотя, почему таинственным? Есть весьма убедительная теория, что несколько хорошо известных мне гоблинов неплохо подзаработали деньжат.
Виновница сего торжества ещё не поднялась на подготовленную для выступления трибуну, возведённую прямо перед дворцовыми воротами, и что-то обсуждала в стороне с одним из генералов, но означенный час должен вот-вот наступить и Арвель изменит судьбу этой страны.
После той ночи принцесса больше ни разу не продемонстрировала свою новую «сторону» и наши редкие встречи, посвящённые обсуждению различных аспектов будущих действий, протекали во вполне обычной атмосфере. Не знаю, угомонилась ли она немного сама по себе или же решила затаиться, чтобы меня не «спугнуть», но я совершенно не возражал против её возвращения к прежней манере поведения. Строго говоря, я даже допускал мысль, что Легри решила просто подговорить Арвель, дабы та подшутила надо мной подобным образом. Но даже если так, сама Легри в этом совершенно точно не признается в обозримом будущем, а если попытаться как-то спросить об этом Арвель… Она ведь определённо захочет продолжить шутку и, заодно, получит в своё распоряжение лишний козырь в виде моих сомнений, которым обязательно воспользуется.
…Лучше не создавать себе лишних хлопот.
— Уверены, что не хотите быть там, внизу? — поинтересовался я у могучей воительницы, что стояла сейчас вместе со мной у окна.
— Все эти церемонии мне не по нутру, — дёрнула плечом валькирия. — Я бы постоянно ёрзала, а церемониймейстеры извели бы на меня годовой запас шипения. А следить за безопасностью принцессы мне отсюда даже удобнее.
Хотя Эйленталь лишилась своего блочного чудовища и сейчас довольствовалась обычным ростовым луком, она всё ещё оставалась очень грозным и опытным стрелком, и мыслила в соответствующем ключе. Кто-то иной наоборот постарался бы оказаться поближе к принцессе в важный для неё миг, но валькирия предпочла место, откуда было бы удобнее вести прицельный огонь.
— В свою очередь, задам вам почти тот же вопрос, Владыка. Разве вам не следует сейчас быть на той трибуне?
— Мы с принцессой решили, что это ни к чему, — усмехнулся я. — Свою роль в заложении вашего нового будущего я уже сыграл в полной мере, так что дальше всё должно быть в руках Арвель, — возникла недолгая пауза, во время которой мне кое-что вспомнилось. — Кстати говоря, ещё не определились с датой свадьбы?
Баллиста прибыла в город вместе со своим отрядом спустя два дня после освобождения Арвель. Воительница сорвалась на помощь как только до крепости дошли вести об аресте принцессы, но совсем немного опоздала на вечеринку.
Не уверен, расстроил ли её сей факт, но с того момента валькирия уже не покидала столицу и взяла на себя хлопоты по охране Арвель. И в один из своих визитов на чай к принцессе я и застал валькирию прямо посреди её важного объявления о помолвке.
Как выяснилось чуточку позже, руку, сердце и пресс воительницы решил покорить её же заместитель. Тот самый бравого вида орк, которому Эйленталь пригрозила разборками, когда мы отбывали из крепости.
В тот момент я понял их беседу совершенно неправильно, но после того как валькирия рассказала немного о тонкостях орочьих комплиментов и поведала предысторию признания своего зама, всё стало куда