Арчи слышал эти слова. И даже не раз видел самих охотников: он жил в Файф-Пойнте, самом бедном районе Нью-Йорка, а также самом этнически смешанном. Считалось, что охотники выслеживали беглых рабов, однако на самом деле они только и делали, что искали возможность объявить любого негра беглым. У каждого охотника была группа подставных свидетелей и свой судья, и невезучих негров одного за другим отправляли из Нью-Йорка в (Арчи вспомнились слова священника) Балтимор, Саванну и Чарльстон.

— Тогда вам известно, — продолжал святой отец, — какой урон свободе ваших черных братьев наносят эти отбросы общества.

Арчи кивнул. Почему бы не написать разоблачающую статью об охотниках на дроздов? Беннетт может заинтересоваться. Беннетт терпеть не мог негров и ненавидел аболиционистов, однако с удовольствием набросится на коррупцию в судах.

— А знаете ли вы, что эти отвратительные люди воруют даже детей? — не унимался священник. — Только в прошлое воскресенье — подумайте, сэр, в священное для христиан воскресенье! — негритянская девочка лет одиннадцати-двенадцати побежала вниз по Энтони-стрит, чтобы набрать воды из колонки в соседнем квартале. Через пятнадцать минут отец пошел ее искать и нашел возле колонки наполовину полное ведро. Обезумев от беспокойства, он бросился на поиски и наконец — какое несчастье! — узнал о ее судьбе. Сэр, вы только представьте себе, что одиннадцатилетняя девочка оказалась в руках грязного торговца людьми! А каково ее отцу? — Священник помедлил, заметив изменившееся лицо Арчи. — Теперь вы понимаете, — продолжал священнослужитель. — Ведь вы сами могли бы иметь дочь такого возраста. У вас чувствительная душа. Вы можете поставить себя на место отца этой девочки, бегущего по улицам в тщетной попытке вернуть своего ребенка, оградить от опасности свое дитя. Вновь увидеть ее.

Арчи отступил на шаг от священника и столкнулся с кем-то позади себя. Святой отец снова приблизился, выражение его лица смягчилось, приглушая фанатичный огонек в глазах.

— Если я причинил вам боль, простите великодушно, — сказал он. — Но все мы должны разделить боль угнетенных.

Он снова начал говорить, однако с другой стороны улицы посыпались многоголосые ругательства, заглушая его слова. Арчи обернулся как раз вовремя, чтобы заметить град яиц и гнилых овощей, летящий в группку агитаторов. За его спиной окно разбилось вдребезги, и Арчи уклонился в сторону, мельком заметив табличку рядом с входом в здание: «Американское общество противников рабовладения». Все понятно. Банда баптистов Уильяма Ллойда Гаррисона. Удивляться нечему. А вот кто на них напал?

На противоположной стороне Нассау-стрит группа молодых ирландцев приготовилась к новому залпу. Здесь тоже все ясно. Ирландцы и негры соперничали друг с другом в борьбе за жилье и работу, поэтому ирландцы ожесточенно поддерживали рабовладение. Рабы на размер заработков никак не влияют, а свободные негры еще как.

Правда, на всех парнях были брюки с красным кантом по бокам — отличительный признак Дохлых Кроликов, одной из самых организованных и опасных банд в Нью-Йорке. Кролики были ударной силой общества Таммани. Стало быть, это не просто хулиганская выходка. Но какое дело Таммани-Холлу до аболиционизма?

Священник, который остановил Арчи, прервав его прогулку по Нижнему Манхэттену, направился на другую сторону улицы, нагнув голову вперед и тыча пальцем в ирландскую шайку.

— Вы! — закричал он прерывающимся голосом.

Дохлые Кролики захохотали.

— Вы! — издевательски передразнили они фальцетом.

— Из всех наций именно вы знаете, что такое на рабских условиях арендовать землю у английской короны, — продолжал священник. — Вы, которых избивают на улицах как иммигрантов и наравне с неграми презирают и не пускают в приличное общество, уж вы-то должны бы понимать, что мы боремся за справедливость!

Один из Кроликов выступил вперед и ударом по голове сбил священника на землю.

— Никогда не равняй ирландца с чернозадым, — сказал он и разбил яйцо на макушке святого отца.

На помощь священнику бросилось несколько женщин с волосами, скромно заплетенными в косы. Их черные платья были обсыпаны яичной скорлупой и семенами помидоров.

— Постыдились бы! — закричала одна из них. — Это все, чему вас учит ваш папа римский?

— Не надо, Маргарет, — сказал священник, вытирая с лица кровь и яичный желток. — Мы не станем отвечать на злобные нападки, — заявил он и встал, держа ее за руку.

Аболиционисты дружно перешли обратно на свою сторону Нассау-стрит и, провожаемые улюлюканьем хулиганов, скрылись в дверях Американского общества борьбы с рабовладением. Протестующие разошлись, и Нассау-стрит стала медленно заполняться повозками и пешеходами. Колесами и ногами они давили кожуру и гнилую мякоть ненависти (Арчи уже мысленно набрасывал статью), которую бедняки приберегают друг для друга.

В этот день Арчи был на работе рассеян и неуклюж: опрокинул коробки с литерами и даже разлил бутылку типографской краски на наборном столе рядом с прессом. К счастью, Беннетт не выходил из своего кабинета весь день, и наказанием за оплошности стали только насмешки других наборщиков. Охотники на дроздов не выходили из головы. Арчи все пытался найти точку зрения, с которой нужно писать задуманную статью. Однако в его ушах непрерывно звенели слова священника: «Ведь вы сами могли бы иметь дочь такого возраста. У вас чувствительная душа». У Арчи начинали дрожать руки, когда он думал о несчастном негре, с криком бегущем по улице в безнадежной погоне за дочерью, которую ожидали жизнь в оковах и рыдания под кнутом надсмотрщика. Пожалуй, лучше уж знать, что твоя дочь умерла. По крайней мере тогда можно выплакать свое горе и жить дальше.

«И у тебя это здорово получилось», — ехидно усмехнулся про себя Арчи.

На закате, когда Арчи жевал купленный на обед хлеб, Удо доставил газетную бумагу. Арчи смотрел на старого друга и не мог не завидовать ему. За годы их знакомства Удо пошел в гору. Теперь он персонально доставлял товар только Беннетту и одному-двум важным клиентам; остальных обслуживали наемные посыльные, количество которых все увеличивалось. Коммерческий успех отразился на талии Удо, который стал этакой надежной опорой немецкого общества. Его жена отличалась плодовитостью крольчихи, дети изучали французский язык под руководством репетиторов, а в окнах гостиной его дома были вставлены витражи. Однако, несмотря на успех в делах, Удо не забывал своего старого друга Арчи. И все еще приносил с собой глиняную пивную кружку, когда они встречались, чтобы выпить пива и поболтать.

— Я сегодня видел демонстрацию аболиционистов, — сказал Арчи, помогая Удо занести бумагу в печатный цех «Геральда». — Их разогнали Дохлые Кролики.

Удо покачал головой и остановился, чтобы вытереть лысину носовым платком.

— Все они смутьяны, — сказал он. — Что аболиционисты, что Кролики.

Арчи знал, что Удо терпеть не может говорить с друзьями о политике, но из головы никак не выходил негр, который нашел у колонки ведро с водой и узнал, что случилось с его дочерью.