все стрелки прицелились и дали залп по желтому пятну. Каково же было их удивление, когда они обнаружили в кустарнике льва, пронзенного шестью пулями!

Утром второго декабря мы достигли деревни, стоящей на южном берегу Молопо и являющейся частью Молема-тауна (то есть города[16] Модемы, брата царя[17] Монтсуа). Многочисленные фургоны свидетельствовали о росте благосостояния жителей, которое, в частности, объясняется тем, что царь Монтсуа запретил в своих владениях продажу водки, а Модема, местный вождь и правитель, следил за соблюдением запрета.

Мне также очень понравилось, что Модема не разрешал рубить деревья в пределах города. Не успели мы стать лагерем, как появился местный житель, заменявший полицейского. От имени фельдкорнета (шерифа, начальника службы безопасности) он указал нам пастбище для волов и в то же время сообщил, что деревья нельзя трогать.

Я как раз собрался навестить преподобного Уэбба, когда из миссионерского домика вышел невысокого роста мужчина с белокурой бородой и направился в мою сторону. Это был тот, кого я хотел видеть. Вскоре мы углубились в беседу о городе Модемы и пограничном вопросе. Он сообщил мне, что властитель этой области Монтсуа живет в Мошаненге у своего царственного друга — повелителя бангвакетсе Хацициве. Монтсуа намеревался обосноваться в Пулфонтейне, однако трансваальские власти — очевидно с целью опередить независимого правителя баролонгов — переселили туда часть этого племени, находящуюся у них г. подчинении. Монтсуа очень возмущен и собирается построить себе другую резиденцию.

Господин Уэбб отправился к вождю Молеме, чтобы сообщить о моем приезде. Домой он вернулся вместе со старым вождем, страдавшим от астмы. Вождь сердечно меня приветствовал и сообщил, что кроме нака (доктора) Ливингстона у него еще не бывал ни один врач. Мое прибытие явно его обрадовало, он надеялся, что я приготовлю молемо (лекарство), которое избавит его от мучительного кашля и позволит дышать свободно. Он тут же попросил меня посетить его завтра и задержаться на несколько дней, а в качестве гонорара обещал жирную овцу.

В тот же день я предпринял экскурсию вверх по долине. Женщины, работавшие на полях, выглядели значительно опрятнее батлапингов. В дальнейшем я имел возможность убедиться, что местные жители — северные баролонги — стоят на более высокой ступени развития, нежели племена батлапингов.

Я занялся приготовлением лекарств, в частности порошков для миссис Уэбб и вождя. Африканцы наблюдали за мной с величайшим любопытством и удивлением.

Один из них сел к огню рядом с Питом и, понизив голос, спросил, что я делаю. Пит ответил, что я готовлю лекарство. Африканец тут же смешался с толпой и распространил весть, что я нака и готовлю молемо. На лицах всех присутствующих, даже детей, отразилось изумление. Они перебрасывались словами «нака» и «молемо», и по движениям их губ можно было заметить, как они повторяли эти слова. В результате мой авторитет значительно возрос, и кругом воцарилась такая тишина, что можно было расслышать каждое слово слуг, сидевших в стороне у огня. За всеми моими движениями, даже самыми незначительными, следили с величайшим интересом. Но самое большое впечатление произвели отвешивание составных частей лекарства и упаковка порошков в бумажки.

Закончив работу, я спросил, не возьмется ли кто-нибудь отнести молемо к вождю. Все мужчины и мальчики принялись наперебой кричать, некоторые протягивали мне одну или даже обе руки. Каждому хотелось удостоиться чести отнести любимому вождю лекарство белого наки. При таком большом выборе я решил быть привередливым и вызвал из толпы самого старого — согбенного седого человека, который буквально глазам своим не поверил, когда я передал ему пакетик с порошками. Он не захотел к нему прикасаться и попросил меня привязать пакетик к его палке, которую он решил нести перед собой. Это, однако, оказалось ему не под силу, поэтому я взял у мальчика, стоявшего в толпе, бич, привязал к нему пакетик и велел юнцу сопровождать старика. Такое решение всем понравилось, отовсюду послышалось: «Монати, монати!» («Хорошо, хорошо!»).

На следующий день я снова навестил вождя. Модема принял меня во дворике, представил жене и сыновьям. Затем он велел принести по деревянному стулу для меня и господина Уэбба и попросил рассказать о последних событиях в Капской колонии и районе алмазных разработок. Он осведомился также о действиях английской администрации на юге, пожаловался на бесчинства буров на востоке и наконец спросил, англичанин я или бур. Ответ господина Уэбба, сказавшего, что я чех, остался для него непонятным. Узнав затем мое имя, он велел сидевшим во дворе старым баролонгам повторять так странно для него звучавшие слова, пока он их не запомнил. На прощание мне пришлось обещать вождю вновь побывать у него при следующем посещении области баролонгов. Господин Уэбб вручил мне два письма — одно торговцу Мартину, жившему в Мошаненге, другое — на имя царя Монтсуа, которое Мартин должен был прочесть адресату…

Мы остановились в часе пути от Мошанепга. И вскоре удостоились самого почетного визита, какой только возможен в области бангвакетсе. К нам подкатил крытый двухколесный экипаж, запряженный четверкой лошадей. Стефан[18] придержал лошадей, и из экипажа вышло четверо африканцев.

Первым появился молодой человек лет двадцати пяти— двадцати восьми, отрекомендовавшийся Мобили — сыном одного из вождей басуто. Ф. знал его еще по Кимберли. Благодаря английскому воспитанию и хорошему знанию английского языка молодой человек служил там в суде переводчиком. Он слыл любителем легкой жизни. В настоящее время он объезжал вождей бечуанов и за несколько дней до нашего приезда вернулся от царя племени баквенов.

Обменявшись рукопожатием с господином Ф., Мобили представил нам остальных африканцев.

— Это два выдающихся царя бечуанов — Монтсуа, повелитель богатого и могущественного племени баролонгов, и Хацициве, царь бангвакетсе; с ними главный советник, или вице-канцлер, государства бангвакетсе, — сказал он.

Монтсуа — полный мужчина лет пятидесяти, с улыбающимся, добродушным лицом, сразу же внушил мне доверие. Высокий и худой Хацициве, а также его вице-канцлер показали, что умеют менять в зависимости от обстановки выражение своих морщинистых лиц. Все они были одеты по-европейски. Хацициве щеголял в длиннополом пальто и в цилиндре.

Во время оживленной беседы африканцы старались разузнать о нас как можно больше (переводили Мобили и Пит). Монтсуа сказал, что приветствует меня вдали от своего города. В данный момент он находится не в своих владениях, а на земле своего друга Хацициве. Он давно уже покинул берега Молопо, где его теснили буры. Ему надоели их проделки, и теперь он собирается уехать и из Мошаненга, чтобы построить себе город или в районе Пулфонтейна, или на реке Лотлакане. Он будет