кивком, гость обратил взгляд на Зиновию, и на холеном румяном лице его расплылась медовая улыбка.

– Почтенная Зиновия, как же я рад вас видеть. Каким несчастливым ветром принесло красавицу и уважаемую горожанку в эту халупу? Нечего тут делать, поверьте. Позволите проводить вас в мою аптеку? Зачем бы вы сюда ни пожаловали, у меня товар найдется лучший, достойный такой прекрасной госпожи.

Зиновия поначалу растерялась. На «красавицу» улыбнулась горделиво, покрывало чуть сдвинула на затылок. Однако к концу речи нахмурилась высокомерно и с ехидцей затараторила:

– Вы, уважаемый Гидисмани, отчего не стучитесь, когда в приличный дом входите? Напугали меня. Я тут отвар для хороших сновидений заказываю, а вот вы, видать, спите плохо, коли вежливое обхождение забыли. Так вот у Нины спросите, она продаст, да недорого.

Голос ее набирал силу, глаза заблестели:

– А то что же такое? Порядочной женщине и не появиться нигде без того, чтобы ей указывали, куда ходить да что делать?! Да если я не буду знать, куда пойти, я у мужа спрошу или у отца Анисима, а вовсе не у почтенного аптекаря Гидисмани! Что делается, люди добрые, двум почтенным горожанкам и поговорить нельзя – кто-нибудь непременно вмешается, поучать начнет. Ну никакого покоя в этом городе нет!

Труба иерихонская на секунду замолкла. Гидисмани за время отповеди сжался, улыбка его сладкая поблекла, сползла как будто наполовину, не решаясь еще покинуть сию круглую физиономию.

Видя, что Зиновия набирает воздуха вновь, Нина кинулась к ней.

– Ну что ты, любезная, так разволновалась. – И зашептала на ухо: – От крика-то кожа портится да от волнения тоже.

Красавица рот захлопнула, к Нине повернулась, а та уговоры продолжила:

– Ты не сомневайся, я тебе снадобье завтра пришлю. Хорошие сны будут, ты же знаешь, я для тебя все самое лучшее приготовлю.

Подхватив нежно, однако настойчиво под руку, повела гостью к выходу. Распрощалась душевно, но безоговорочно. Зиновия сдержанно кивнула аптекарше, а усаживаясь в носилки, хихикнула.

Нина тоже улыбнулась, закрыла дверь и повернулась к Гидисмани. Тот плечи расправил, живот выпятил.

– Зачем пожаловал, уважаемый? – спросила Нина, не приглашая, однако, присесть.

– Ты, Нина, гостей встречать не умеешь. Как только дела ведешь с таким сварливым нравом?

– Так ты и не гость – я тебя к себе не звала. А ежели опять пришел угрожать мне гильдией и аптекой моей вознамерился распоряжаться, так можем прямо сейчас распрощаться. Мне о твоих мечтах болтать недосуг, клиентов много!

– Склочная ты женщина, Нина. Я к тебе с уважением поговорить пришел, а ты в крик.

– Ты уже поговорил с Зиновией, думаешь, мне такие речи по нраву?

– Да помолчи же наконец! Дай сказать, зачем пришел.

Нина в раздражении плюхнулась на скамью. Гидисмани покачал головой с осуждением, осторожно опустил зад на сундук с подушками. Вздохнув, высокомерно произнес:

– Ты, говорят, с сикофантом разговаривала. Про мальчика отравленного. Расскажи-ка мне, что выяснила, да в чем тебя обвиняют?

– Меня не обвиняют ни в чем, а рассказывать я тебе ничего не буду. Ядами не торгую, законы не нарушаю. А к тебе сикофант и сам придет, вот с ним и потолкуешь, кому ты яд продал.

– Что ты несешь? – посетитель даже привстал в гневе. – Я не продавал яда никому!

Нина только вздохнула. Ссориться она не любила, но как тут справиться, когда каждый норовит обидеть женщину, за которую заступиться некому.

– Перестань, Лука, – вымолвила устало.

Тот поморщился: имя свое он не жаловал, неблагозвучным ему казалось, все называли его по фамилии. Помолчав, сказал уже спокойно:

– Ты же пойми, не тебя одну обвинять будут. Ко мне сикофант-то тоже приходил, про яды спрашивал да про клиентов, кто что покупает. Вон, по базару слух пошел, что аптекари людей травят. Даже мне это в делах мешает. А с тобой никто церемонии разводить не станет. Так что расскажи лучше мне, бабий ум короток, я тебе помогу.

Нина опять встала:

– Нечего мне тебе рассказывать. Мальчик с синюшным лицом, руки и ноги судорогой сведены, на губах пена, так ты, верно, и без меня это знаешь. Кузнец ничего дельного не сказал про него, мать его в горе и слезах. Хочешь доброе дело сделать – дай ей денег, ей еще двоих кормить. И ступай уже.

– Думаешь, цикута? – шепотом спросил Гидисмани.

– Похоже на то, – осторожно ответила Нина, садясь обратно, – яд-то известный. И пена у мальчика на губах была.

– Я цикуту не держу и не продаю. У тебя покупали?

– Да откуда ж?! Цикуты у нас отродясь не было. Законы чту. Да и не использует ее здесь никто для врачевания. Ядами открыто не торгуют, но без иных трав и корений и не вылечить порой, – аптекарша говорила уверенно, но слова выбирала осторожно. – Ты ж понимаешь, где капля на ноги поставить может, там чаша верную смерть принесет.

– Знаю, знаю. Так ты, Нина, если что выведаешь новое, ко мне приди да расскажи. А то оглянуться не успеем, как претор нас обоих в тюрьму бросит.

– Ты, почтенный, жене указывай, что делать-то. А ко мне сам заходи. Весточку могу послать, если что-то важное разузнаю, а самой мне недосуг с докладами бегать, работы много, – она снова поднялась со скамьи, выпроваживая гостя.

– Непокладистая ты, Нина. Не к лицу женщине такой строптивой быть. Я ж тебе помочь хочу.

– Спасибо за заботу, Лука. Ступай уже.

Аптекарь степенно встал, подобрал полы богатого плаща и вышел. Нина же, как завороженная, проводила взглядом край его желтой туники, показавшейся из-под плаща, – с вышитыми птицами по подолу.

Глава 7

Мазь для лечения ожогов

Приготовить настоянное на зверобое масло. Цветы и листья верхние сушеные умять в сосуд, залить прогретым маслом, чтобы покрыть траву. Закрыть и настаивать три дня или пока не поменяет цвет. Смешать с медом в равных мерах. Меру пчелиного воска растопить, вмешать в масло с медом.

Из аптекарских записей Нины Кориарис

Не зная, что и думать, ослабевшими руками собрала Нина разложенные травы со стола, заперла сундуки. Гидисмани – отравитель? Не может быть. Он, конечно, хвастун, и человечишко недобрый, и на Нинину аптеку глаз положил, но губить душу живую он не станет. Однако же желтая туника с птицами вышитыми…

К Никону, может, пойти? А с чем? Велико дело – у Гидисмани туника шелковая. Опять скажет, бабьи разговоры Нина ведет. Но куда идти-то? Василию тоже надо бы поведать, да когда он еще заглянет.

До заката время есть, решила все же поговорить с сикофантом. Но к важным людям без подношения ходить не слишком мудро, поэтому в корзинку легли недавно купленный кувшин вина, запечатанный воском поверх деревянной пробки, да горшочек с медом.

Нина накинула