Это страшное известие некоторое время девушка молча носила в себе. Когда перед ней на бешеной скорости вращались шлифовальные круги, так же бесконечно кружились в ее голове бесформенные обрывки, которые даже не желали формироваться в законченные предложения: «Я беременна… я беременна… будет ребенок… отец убьет… мать жалко… может, как-нибудь вытравить… ребенок же не виноват… все будут показывать пальцами… плевать вслед…»

Удивительным было то, что об отце ребенка, которым мог быть только Колька Якушев, Галя не вспомнила ни разу. Будто бы ребенок завелся в ней сам каким-то непостижимым образом. Вот не было, не было, а потом вдруг раз – и ребенок. Неизвестно, до какого срока девушка молча переживала бы свое новое положение, если бы жила в каком-нибудь другом большом городе, но не в Григорьевске. В Григорьевске все друг друга знали, а потому заводской гинеколог, томясь в очереди за колбасой как раз за Галиной матерью, не выдержала и спросила ее:

– Ну как там Галя? Фрукты-то ей покупаете?

Галина мать даже не сразу поняла, о чем идет речь. Они фрукты сроду не покупали. Клюква с брусникой были всегда, потому что Роман Егорович Харин каждую осень набирал их видимо-невидимо. Еще малина иногда была, которую он тоже иногда где-то прихватывал. А вот фрукты… Зачем деньги тратить на баловство, когда их и так не хватает!

Замешательство Галиной матери гинеколог, которая за свою жизнь уже повидала всякого, поняла правильно.

– Значит, не сказала… – проронила она, будто бы и не для матери пациентки, а так только, для себя.

– Чего не сказала? – уже заплетающимся от страха языком спросила женщина.

– Ну как же… – гинеколог подвинулась поближе и даже сунула свои губы чуть ли не в самое ухо. – Так уж, наверно, неделя двенадцатая идет…

– В каком смысле? – все еще надеясь, что речь идет о чем-то совершенно постороннем, спросила Галина мать, Ольга Степановна.

– Так… в прямом… беременна ваша дочка. Неужто не знали?

Ольга Степановна так протяжно охнула и побелела лицом, что буквально все стоящие за колбасой к ней обернулись. Строго посмотрев на очередь, гинеколог взяла Галину мать под ручку и, заявив:

– Мы здесь стояли и сейчас вернемся! – вывела совершенно потерявшуюся и еле передвигающую ноги Ольгу Степановну на улицу.

– А что же вы хотели? – сказала она ей уже совершенно открыто, потому что никакой очереди рядом не было. Не стесняться же случайных прохожих. – В городе все знают, что на выпускном вечере паразит Васька Лагутенок насиловал ее в туалете! Вы не могли же не понимать, чем все это в конце концов должно закончиться!

– Но… Галя сказала, что он не успел…

– Видно, не хотела вас расстраивать!

– Не может быть… – прошептала Ольга Степановна, в чем гинеколог ее тут же и разуверила:

– Как это не может, когда только так и получаются дети! Уж мне-то поверьте! Уж я-то могу отличить беременную женщину от небеременной!

Но Галина мать ее уже не слушала. Она вдруг вспомнила, что дочка давно ходит с мрачным лицом. Ольга Степановна относила эту мрачность лица к тому, что у Гали до сих пор нет молодого человека, а выходило, что у нее молодой человек не только был, но от него даже и ребенок сумел образоваться. Неужели и впрямь от паршивца Лагутенка?

Гинеколог заводской медсанчасти еще что-то кричала Галиной матери, совершенно не стесняясь прохожих, но та, забыв про очередь за колбасой, уже со всех ног неслась домой.

В воскресный день Роман Егорович, как часто бывало, уехал на рыбалку, а Галя, подоткнув домашнюю цветастую юбку, мыла в комнате полы. И без того пышная юбка в подоткнутом виде представляла собой натуральный сине-желтый шар, и Ольга Степановна в изнеможении повалилась на свое супружеское ложе, застеленное тем самым белым пикейным покрывалом. Очень скоро ее дочь на самом деле приобретет размеры такого шара, а все будут на нее показывать пальцами и шептать друг другу на уши, что дочку Хариных все-таки обрюхатил подонок Лагутенок, а потому понятно, какая кошмарная сволочь непременно вырастет из его поганого семени.

– Что случилось? – испугалась Галя, бросила в ведро тряпку и подбежала к матери, на ходу вытирая руки о свою юбку.

Ольга Степановна расстегнула теплую вязаную кофту, а потом и ворот блузки под ней, которая ее просто душила.

– Да что такое?! – повысила голос девушка. – Может, тебе воды? Или «Скорую помощь» вызвать?

Мать наконец взяла себя в руки и спросила:

– Сколько недель?

Галя не сразу поняла ее вопрос, потому что ожидала чего-то совсем другого. Когда же сообразила, о чем та спрашивает, залилась краской, отвернулась от матери и нетвердыми шагами подошла к окну. Она оперлась о подоконник подрагивающими руками, уперлась в холодное стекло лбом и застыла. «Вот оно… началось…» – пронеслось у нее в мозгу.

Ольгу Степановну скрутила жалось к дочери и пружиной выбросила с кровати. Женщина подбежала к поникшей Гале, обняла ее за плечи и горячо зашептала в алеющее горячее ухо:

– Это ничего… Вот увидишь, что все будет хорошо… Мы его вырастим… Всем назло получится чудный мальчик… или девочка… все равно…

Галя обернулась к матери, высокой и статной, уткнулась в ее плечо и с облегчением расплакалась. Ольга Степановна гладила дочь по волосам и говорила, говорила, чтобы как можно дольше не разнимать объятий и не начать всерьез заниматься навалившейся проблемой:

– Ты не думай, я с отцом сама поговорю… Я не позволю ему сказать тебе ни одного грубого слова. Ты же не виновата… Все знают, какой мерзавец этот Лагутенок… и какой сильный… ты же не могла освободиться… он же медведя завалит… Зря ты сразу мне все не рассказала…

Галя замерла на плече матери. Лагутенок? Почему она считает, что отец ребенка Лагутенок? Надо же…

Девушка впервые подумала о том, что у ребенка, который уже не первый месяц жил у нее внутри, есть отец. Он ведь действительно есть. Только не Лагутенок… Да и вообще, странное это слово – отец – в применении к Якушеву. Какой он отец? Так… фитюлька… Отец – это… отец! Вот Роман Егорович Харин – это отец! Это сразу видно и понятно, а Колька… Он даже и не насильник, не возлюбленный… Она, Галя, после того злосчастного свидания уже больше никогда ни разу не подумала о нем, как о любимом человеке. Колька Якушев – НИКТО! А Лагутенок… Может быть, ей судьба подослала этого гнусного Ваську, чтобы никто не подумал на Кольку, чтобы никто никогда не смог упрекнуть ее, Галю, в безнравственности, в том, что она все организовала себе сама… Мало ли что Якушев говорил! Пусть все думают, что он хвастался в своем кругу, цену себе набивал! Сейчас все будут считать, что в Галине Хариной живет ребенок Лагутенка. Очень хорошо! Сам он сейчас очень кстати в какой-то колонии, а она, Галя, потом непременно уедет из этого ужасного Григорьевска вместе с ребенком. Не будет же она вечно торчать тут. Уезжают же как-то другие! И она едет! И забудет навсегда и Кольку, и Лагутенка и… Вербицкого! Да! Заодно и Сашку! Ей и о нем совершенно не хочется вспоминать!