Путь оказался нелегким — Проколо вел мальчика в гору, склон был крутым, под ногами мешались сломанные ветки; поваленные деревья преграждали путь, воздух отравляли гнилостные испарения, и дышалось тяжело; чем выше они взбирались, тем угрюмее, темнее и враждебнее становился лес.

Так шагали они три часа, потом подъем закончился. Судя по всему, они вышли на плоскогорье, над которым возвышался Рог Старика. Но где они находились, понять было сложно: вокруг стеной стоял лес, и не открывалось никакого обзора. Полковник наверняка проходил здесь, когда освобождал из пещеры ветер Маттео. Однако он не узнавал этих мест.

Наконец им попался холм, с вершины которого просматривался кусок леса; Рог Старика, однако, не был виден.

Стоя на вершине холма, Проколо достал из кармана длинную измерительную ленту, испещренную красными делениями. С помощью этой ленты и бинокля он собирался определить расстояния до соседних объектов.

— Возьми отвес, закрепи на конце ленты и держи ее так, чтобы она свободно свисала, — сказал полковник Бенвенуто. — Я выйду на ту маленькую поляну — вон туда, видишь? — и буду делать замеры. А потом вернусь к тебе.

Отдав это распоряжение, Проколо быстро спустился, оставив мальчика одного. Через двадцать минут дошел до леса у подножия холма и направился к поляне. В бинокль он различил телеметрическую ленту, но племянника разглядеть не смог из-за тени, которую отбрасывали высокие ели.

— Эй! — крикнул полковник.

— Эй! — откликнулся Бенвенуто.

— Эээй-эй-эй! — отозвалось чуть погодя эхо.

Осмотревшись вокруг, полковник снова углубился в лес, но пошел не к холму, где его ждал Бенвенуто, а в противоположную сторону. Итак, он бросил мальчика.

День был хмурым, на небе висели свинцовые тучи, и не чувствовалось ни дуновения ветра. Ели казались угольно-черными.

Вскоре Проколо вытащил из кармана компас, чтобы понять, в каком направлении следует идти. Но вдруг споткнулся и упал. Компас он выронил, и тот разбился о камень.

Полковник выругался. Поднявшись на ноги, он огляделся, подозревая неладное, но в лесу все было спокойно. Ели стояли невозмутимо, словно высеченные из гранита колонны.

Деревья не давали проникать свету, и полковнику так и не удалось отыскать магнитную стрелку, которая выпала из компаса. Не доносилось пения ни одной птицы. Тишина была настолько глубокой, что Проколо слышал тиканье часов в кармане своего жилета.

Словом, Себастьяно Проколо заблудился. В военной академии его, разумеется, учили, что в лесу можно ориентироваться по мху, который покрывает стволы с северной стороны; этот способ изложен в любом справочнике по топографии. Тем не менее полковник напрочь забыл о мхе.

Сначала он даже не думал беспокоиться, ведь солнце было еще высоко. Но сумерки постепенно сгущались, и лес становился совсем неприветливым и дремучим. В конце концов полковник решил шагать вниз по склону, надеясь таким образом попасть в долину. Однако он ошибся. Спуск закончился, и впереди выросла гора. Вечером ели выглядели громадными. Полковник устал, но все-таки не сдавался и продолжал идти.

В семь часов пополудни (это известно доподлинно) он стал звать Маттео; но ветер не появлялся. В половине восьмого несколько раз окликнул Бернарди; но ответа не было. В восемь часов Себастьяно Проколо позвал Бенвенуто и услышал лишь далекое эхо, долетевшее непонятно откуда, а потом лес снова накрыла тишина.

Солнце спряталось за облаками, уснули птицы, на лес опустилась ночь, проникнув в каждый его уголок. Проколо остался один в глухой, черной чаще, один был и Бенвенуто. В половине десятого совсем стемнело.

Полковник сел на землю и прислонился к ели. Вокруг простирался лес, вековой Старый Лес, который жил своей таинственной жизнью. Тишина постепенно заполнилась лепетаньем тонких, еле уловимых голосов. В десять часов просвистел ветер.

— Маттео! Маттео! — закричал Себастьяно Проколо, воспрянув духом.

Но это был не Маттео, а какой-то другой ветер; не обращая внимания на полковника, он колыхал вершины деревьев. А на зов Проколо откликнулось раскатистое эхо, которое мало-помалу растаяло, и в воздухе повис лишь хрупкий отзвук.

Себастьяно Проколо уронил голову на грудь. В почтенном, царственном лесу ночь вступала в свои права и стряхивала с природы сонное дневное оцепенение. Возможно, как раз теперь духи выходили из стволов и отправлялись по своим загадочным делам. Возможно, они столпились вокруг него, Проколо, невидимые в потемках. Возможно, на небо выплыла луна, закутавшись в мантию из облаков. Возможно, мрак уже никогда не рассеется. И солнце не взойдет. Земля навеки погрузится во тьму, такое было вполне вероятно.

Себастьяно Проколо не захватил с собой спичек и, как ни старался, не мог разглядеть стрелок на циферблате карманных часов. Он покашлял — не для того, чтобы приободриться, конечно, а просто чтобы прочистить горло. Терпкий, удушливый запах еловой хвои, тяжелые смрадные испарения от гниющей древесины дурманили и вселяли тревогу.

Удары колокола в поселке могли бы подсказать полковнику, который час, но из долины сюда не доносилось ни звука; не долетал и голос Бенвенуто, плутавшего непонятно где и, ясное дело, не помнившего себя от страха; далекого рокота автомобилей тоже не было слышно, как, впрочем, и любого другого отголоска человеческой жизни. Полковник сидел, ожидая начала нового дня, и впервые попытался распознать разные лесные шорохи. В ту ночь он насчитал их пятнадцать.

1. Еле различимый гул, который, казалось, шел из-под земли, словно предвещая землетрясение.

2. Вздохи листвы.

3. Стон ветвей под натиском ветра.

4. Шуршание опавших листьев.

5. Треск сухих веток, шишек и шелест листьев, которые падали на землю.

6. Далекое журчание реки.

7. Громкое хлопанье крыльев — по-видимому, это была какая-то крупная птица (скорее всего, тетерев).

8. Копошение и мягкие шаги зверей (белок, куниц, лис или зайцев), бродивших по лесу.

9. Дробный, суетливый топот насекомых по стволам и легкий стук, если они в полете натыкались на деревья.

10. Назойливое жужжание большого комара.

11. Шорох змеи (предположительно — ужа) в траве.

12. Крик совы.

13. Звонкий стрекот цикад.

14. Вой и визг какого-то животного — очевидно, на него напали волки или филины.

15. Таинственное бормотанье.

И все же два или три раза в ту ночь наступала настоящая тишина, торжественная тишина вековых лесов, которая не поддается описанию и не сравнима ни с чем на свете, — мало кому из людей доводилось слушать ее.

В конце концов полковник задремал. Когда он проснулся, ночь была на исходе. Мрак, хотя и по-прежнему густой, уже не льнул к деревьям, тени потихоньку выцветали.